Византийские исихастские тексты

И ты, вводя столь великое новшество, показывая во многих [сочинениях], что ты сам думаешь, и написав столько чудовищной нелепости (ибо как бессмертие и непременность могли бы быть сами по себе в ипостаси? как и они, и святость, и простота, и добродетель, и все прочее соответствующее созерцалось бы по собственной сущности и ипостаси, не будучи сущими превечно ни в Боге, ни в причастных [им] ангелах и людях?), — итак, вводя таковое новшество и принижая им божество до творения, после этого ты в самом деле называешь нашим новшеством, что мы мыслим бессмертие, непременность, благость, простоту и близкое им естественно [и] извечно созерцаемыми относительно Бога, поскольку божественный Максим сказал: «Они созерцаются относительно Бога сущностно"[1129]

. Ведь как-то же самое — сущность и природа, так и природное, и сущностное — одно и то же, почему мы и назвали вместе со святым все это безначальным, а вернее, сослались на слова святого. Да и как Бог мог бы быть без непременности, бессмертия, простоты и благости, а простота, жизнь, бессмертие и все им подобное, естественно узреваемое в причастных им творениях, — быть тварным? Именно потому Акиндин говорит, что мы вводим в Церковь много нетварных божеств, что мы, в отличие от него и его наставника Варлаама, почитаем нетварной не одну лишь сущность Божию, но и благость Его, и простоту, и непременность, и бессмертие. Но как, — говорит он, — святой[1130] назвал их «произведениями», если они безначальны? Ему мы снова скажем, «соображая духовное с духовным», по апостольскому выражению[1131]

: а как божественный Иоанн из Дамаска назвал «делом» и само превечное рождение[1132]? Но чтобы нам защитить теперь и святых от тебя, их обвинителя, [мы объясним, что] они называют здесь «делом» природную энергию, а природные энергии вечно сосуществуют с природой, от которой и в которой имеют бытие: тварные — у всех тварных, а нетварные — у одной нетварной природы.

Однако сей [Акиндин], не наученный соображать и узнавать духовные

[вещи] друг по другу, но с готовностью противопоставивший их Духу, говорит: «Это дело и действие (ἐνέργεια) подвержено действию (ἐνεργεῖται), а без действия, по святому Максиму, невозможно действовать. Следовательно, и эта энергия подвергнется действию другого действия, и так до бесконечности».

Поистине, обезумел называющий себя мудрым[1133], мудрствуя против себя самого. Ведь это наш [довод], выставленный для доказательства, что Бог имеет не только сущность, но и энергию, ибо [если] бездейственное, [то] и несуществующее; поэтому если [есть] Бог, [то] и деятельный, если же действует, [то] и энергию имеет, ибо нельзя действовать без действия: он не уразумел того, что окончательно уничтожает бытие Божие, если не может убедиться, что Он имеет и энергию. Но он безумно использует утверждение против самого божественного Максима, и Иоанна Дамаскина, и попросту всех святых отцов, называющих «делами» нетварные энергии Божии, опровергая их [высказывания] через сведение к невозможному[1134]

. «"Если и действие, будучи делом, подвержено действию», — говорит он, — [то] оно подвергнется действию другого действия, и так до бесконечности».

О новые пустословия! Пожалуй, он и для себя легко нагромоздил бы бесконечные слова, советы и писания, а лучше — что и необычайнее — назвал бы бесконечными один свой совет, и писание, и одно слово, ибо никакая рекомая вещь не могла бы быть названа без речения. Мы говорим, что прорекается и само речение, которым обозначается вещь, но не тем самым образом, мудрейший; мы и советуемся о чём-либо, и советуемся относительно совета, но и там не одним и тем же способом. Ведь рекущий к речению и советующийся к совету находятся в таком же отношении, как движимый к прирожденному движению, а вещь, о которой кто-то речет или советуется, не является ничем из этого, будучи совершенно иной по отношению и к совету, и к слову, и к прорекающему, и к советующемуся. И о писании точно так же, о каком бы писании ни говорили; то же, если рассмотришь с умом, ты узнал бы и об энергии. Итак, поскольку не одним и тем же образом говорится и о твари как об испытывающей действие Бога, и о рождении Бога как о божественном деле, по слову божественного Иоанна из Дамаска[1135], и обо всем, что сущностно созерцается относительно Бога, по великому в божественном Максиму[1136], — как доходит до бесконечности то, что даже дважды не существует тождественно?