Визит 'Джалиты'

Но все уже были там. Человек в мокрой одежде лежал под нависшим краем валуна - под брюхом "бегемота", уткнувшись носом в гальку пляжа. Клочья водорослей и мелкие ракушки запутались в его волосах.

Мария Станиславовна, присев рядом, подняла и положила к себе на колени тяжелую руку, стала нащупывать пульс.

- Не надо, - пробормотал "утопленник", - я живой.

ЧТО БЫЛО В КЛЕЕНЧАТОМ КИСЕТЕ

Гриша открыл глаза и увидел огненный венчик в стеклянном пузыре под белым эмалированным абажуром.

Лампа на сложной системе блоков и шнуров с противовесами проплыла в воздухе и зависла под Гришиным изголовьем.

Гриша увидел лицо Марии Станиславовны и зажмурился: сверкающий диск на ее лбу ослепил его.

Металлической лопаточкой она разжала Грише рот, солнечный зайчик осветил горло.

- Скажите "а".

- А-а-а...

Мария Станиславовна сдвинула одеяло, обнажив Гришину грудь с его "государственным гербом": русалкой в кольцах удава. Она приложила стетоскоп к животу русалки:

- Дышите!

Дыхание у Гриши было мощное и чистое: как будто море перекатывает гальку пляжа.

- Не дышите!

Трубочка была деревянная, короткая. Голова Марии Станиславовны почти касалась Гришиной груди, и от этого сердце стучало округло, громко.

- Малярией болели?

Гриша болел тропической малярией.

- Д-да...

- Ну вот: спровоцировали приступ. Температура подскочила. Даже бредили. Но организм у вас!.. - Она сунула Грише градусник под мышку и бережно, как археолог античную статую, укутала Гришин выпуклый торс. - Кто же купается в ноябре?

- Кто вам сказал, что я купался?

- В волосах была тина, как у утопленника. Еле вычесали.

- Где мои вещи?

Гриша поспешно сел, свесив на пол голые ноги.

Мария Станиславовна открыла тумбочку:

- Вот. Рая все высушила, даже отгладила... Но вам еще следует лежать.

Гриша стал быстро одеваться. В кармане пиджака нащупал свой клеенчатый кисет: слава богу, цел.

- Решайте, Мария Станиславовна, вы уходите со мной на "Джалите" или нет?

- С кем это с вами я должна уходить? Вы ведь не тот, за кого себя выдавали, не грек Михалокопулос, не торгуете коралловыми островами, даже разговариваете без акцента.

- Да уж нечего темнить. Помните, как вы жили на даче в Кореизе? Сандалики у вас тогда были из лосиной кожи с дырочками. Не помните?.. И ворону не помните? Ручную ворону с перебитым крылом? Она клевала вам ножки сквозь дырочки, а вы слезами садик поливали... Значит, не помните меня? Гришей меня звали. Гришуней, Гриней, Грицком. Из-за палисадничка бросал в ворону палку.

- Ворону вспомнила. Ужасная птица.

- А меня забыли, значит? Где уж тут запомнить! Ваш папаша профессор и генерал, а я был рыбацкий хлопец. Ходил босой, бычков к вам носил продавать вяленых.

- С тех пор, значит, и пристрастились к коммерции?

- Коммерции? - Гриша не сразу понял. - А-а... Так то грек был коммерсант, а не я.

- А кто нам достал сахар? Сразу целый мешок! Дети забыть не могут. У вас это как в цирке получилось: фокус-покус!

Гриша невесело усмехнулся:

- Такой коммерции меня жизнь научила, Мария Станиславовна. Она еще и не тому научит. А вообще какой я коммерсант? Я матрос. Был русским моряком. Плавал на пароходах русского торгового флота. А где они теперь, пароходы?.. Где "Добрфлот"? Где Черноморо-Балтийское пароходство? Где суда частных фирм? "Мишурес и сыновья" из Одессы - и те обмишурились. Последний их пароход "Спиноза" в Константинополе к стенке присох. Белые угнали русские пароходы за границу. А экипажи заблудились в иностранных портах, и я с ними. Все, что нам осталось от России, - "Русское каботажное бюро" с конторами в Ливерпуле и Константинополе, биржа морских извозчиков "кому, что, куда".

- А почему бы вам не вернуться в Россию?

- Кем я тут буду без флота? "Матрос с разбитого корабля"? Такая дразнилка была у пацанов, если помните. Кому я здесь нужен, когда голод и холод, тиф и война?

- Я вот, женщина, прожила здесь самое трудное время, а вы - мужчина, моряк.

Гриша смотрел в сторону. Он явно что-то не договаривал.

- Ну ладно, - сказал он наконец. - Я моряк. А знаете, что для моряка в жизни главное? Думаете, море?

- Берег.

- Нет. Кто на берегу! Вот я и выдумал себе такую сказку, вроде у меня есть кто-то на берегу.

Гриша развязал свой клеенчатый кисет и вынул фотографию, наклеенную на картон с выдавленной виньеточной надписью: "Фотоателье Коржъ. Крымъ. Судакъ".

Мария Станиславовна сразу узнала себя.

- Это я! В год выпуска из гимназии.

- Да. Фотограф вашу карточку выставил в витрине, а я, извиняюсь, стибрил. Вы меня в ту пору вплотную не видели: вас тогда разные умники с книжками окружали, как забор. А я издали поглядывал: ну такая красивая, что смотреть больно, как на солнце. И не смотрел бы, - вдруг добавил Гриша с какой-то совсем новой интонацией, - но почему-то мне вас и сейчас как-то... ну жалко, будто вас до сих пор клюет ворона.

- Так оно и есть, - сказала она тихо. - Я долго не могла... стать взрослой, что ли, все мне казалось, кто-то подойдет и ударит, если рядом не будет папы.