Вкус крови

– Убийца, говоришь? Да оставь ее, пусть дрыхнет! – крикнул Чекасов Игорьку. – И что, ты следствие провел, вещдоки собрал? Ишь какой деловой.

– А че? – ответил Потапыч. – Чего тут доказывать, когда он в ее платке расхаживал. Убил и ограбил. И мальчишку черномазого выкрал у Завена из «Палок».

– И его, что ли, убил?

– А то как же? Откудова тогда у него картуз? Вишь, что за человек – картуз этот ему маковку только закрывает, а мальчишку грохнул. Ну, видать, не только из-за картуза…

Виктор серьезно слушал бомжа.

– А Пучкина эта, ну, пропавшая. Она никуда не собиралась уезжать?

– Бастинда-то? Не-е, – уверенно протянул Потапыч, – куда ей отсюда деваться? Только вперед ногами. – Он помолчал. – Так и вышло, значит. Сгубил ее маньяк, бля.

– Ладно, иди показывай, где тут он у вас. Власенко, Полищук, оба со мной!

Чекасов, пригнув голову, шагнул вслед за Потапычем в узкий переход, соединявший между собой гулкие подвальные помещения. За ними двинулись Слава с Игорьком.

Обширные теплые подземные залы служили приютом не одному десятку бездомных обоего пола. Тут пили, ели, спали, любили, а одно существо даже умудрилось родиться. Правда, умирали тут чаще, чем рождались.

Наконец наряд милиции под предводительством Потапыча добрался до последнего подвального отсека. Здесь была дверь с петлями, замотанными проволокой.

– Там он, душегуб, – кивнул на дверь Потапыч. Чекасов прислушался. За дверью не раздавалось ни звука.

– Он живой?

– Живой, – махнул рукой бомж. – Второй день сидит. За такое время не помрешь.

– Вы его не кормите? – спросил Славик, до которого только сейчас стал доходить весь ужас, творящийся в крысятнике.

– Самим жрать нечего, а еще маньяка кормить, – зло ответил Потапыч.

– А с чего ты решил, что он маньяк? – спросил Чекасов, не торопившийся освобождать узника.

– Давно знали, что у нас тут такой орудует. Сколько наши бабы жаловались: бросается, следит, а то штаны спустит и давай наяривать. На халяву, – добавил Потапыч, – а за Бастиндой просто охоту устроил. Об этом вспомнили, когда она пропала. И потом, холод был, смотрим – ее платок у него вокруг шеи замотан. Ну тут-то все и смекнули. А когда обшмонали его, нашли и картузок этот, и рубашки клок окровавленный. А потом услыхали, что у Завена мальчишка пропал, другой из отделения сбежал. Ну, ясное дело, с мальчишкой легче справиться. Иная баба, она двух мужиков стоит.

– А этот? – Чекасов мотнул головой в сторону запертой двери. – Как он в смысле…

– Мозгляк! – махнул рукой Потапыч. – Он тут вокруг бродил, а потом и вовсе обнаглел: полез к нам, пытался еду стибрить. Ну тут-то его и поймали. Мало не показалось.

– Ладно, – сказал Чекасов, – давай развязывай.

– Может, сам развяжешь, а, начальник? – покосился на него Потапыч.

– Полищук, Власенко, давайте, – распорядился Чекасов.

Это заняло минут пять, не меньше, видно, тот, кто запутывал проволоку, не собирался ее распутывать.

– Замуровали, блин, – сказал капитан. – Самосуд, между прочим. Уголовно наказуемо.

– Так это же не я, – невозмутимо отозвался Потапыч. – Это тут бомжи какие-то пришлые, не наши, мы их и в глаза не видали.

Слава Полищук распутывал проволоку, а к горлу подкатывал знакомый комок.

Он чувствовал, что не сдержится и его опять вырвет, а Игорь и Виктор Иваныч будут издеваться на ним.

Наконец дверь распахнулась, и теперь все почувствовали запах. Еще несильный, но четко ощутимый. Слава узнал его – это был запах смерти и тления.

Глаза их еще ничего не видели, но все знали – в нескольких метрах от них лежит мертвое тело.

Славик застыл, застыл и Чекасов. За все время работы в милиции он так и не смог научиться сохранять полное равнодушие, натыкаясь на труп.

В паре метров раздались характерные звуки: это рвало Игорька.

– И чего помер, – дергая себя за бороду, пробормотал Потапыч, – всего-то пару деньков просидел, да и не холодно…

– Фонарь есть? – коротко спросил Чекасов. – Откудова? Можно электричество включить, только лампочку вывинтить надо. Там при входе есть.

– Полищук, иди с ним, принесите лампочку. Скоро под потолком зажглась мутная сорокаваттная лампочка. Она мертвенным светом осветила бетонный пол и трубы теплоэлектроцентрали. Рядом с ними на полу лежало тело. Даже сейчас, в тусклом свете, были видны густые кровоподтеки на лице. Руки были неестественно вывернуты, на шее затянут грязный платок.

– Так, – сурово сказал Чекасов, – ничего не трогать, закрыть дверь. А ты собери своих – будем разбираться.

Не услышав ответа, он обернулся. Потапыча рядом не было.

– Сделал ноги, блин!

Больше всего Славу Полищука поразило то, что никто ничего не услышал.

Но факт оставался фактом. Не только предводитель, но и рядовые крысы покинули свое убежище. Подвал был пуст. Никто не обсасывал объедки, ни-кто не курил у теплой трубы, исчезло даже дрыхнувшее существо в черной шубе. И только дымившийся окурок свидетельствовал о том, что здесь только что были люди.

– Корабль тонет, крысы бегут. Пошли, надо следственную бригаду вызывать.

Убийство ведь. Еще один «глухарь» на нашу голову.