Вкус пепла

Он повернул голову влево и посмотрел на постер с Клинтом в роли Грязного Гарри. Вот бы мне такой пистолет! А еще лучше — автомат. Тогда бы он сделал так, как эти парни в США: в длинном черном пальто ворвался бы в школу и очередями расстрелял всех, кто подвернется. В особенности крутых! Тех, которые самые вредные. Но Себастьян знал, что это всего лишь случайно мелькнувшая мысль. Не в его характере было обижать других. На самом деле они же не виноваты. Ему остается только винить себя, и только себя он хотел наказать. Он же мог не соглашаться. А он когда-нибудь говорил «нет»? Так, чтобы прямо, не говорил. Он как бы ждал от Кая, что тот сам поймет, как ему это неприятно и трудно переносить, и сам перестанет.

Все было так сложно. Какой-то частью души он был привязан к Каю. Кай был человек что надо, и поначалу он чувствовал себя с ним так, словно тот его папа. С Руне он никогда такого не чувствовал. С Каем можно было поговорить обо всем: о школе, о девчонках, о маме и о Руне. Кай обнимал его за плечи и слушал. А все такое — это началось уже после, со временем.

В доме стояла тишина. Руне ушел на работу довольный, что получил подтверждение: все так, как он думает, а обвинения, которые предъявляют Каю, — сплошная напраслина. Наверняка он будет громко разглагольствовать в кафетерии: надо же, мол, как полиция выдвигает против человека ни на чем не основанные обвинения.

Себастьян встал с кровати и вышел из комнаты. На пороге он остановился и еще раз обернулся напоследок. Он посмотрел на каждого и каждому кивнул на прощание: Клинту, Сильвестру, Арнольду, Жан Клоду и Дольфу. Тем, до кого ему никогда не дотянуться.

На какой-то миг ему почудилось, что они кивнули в ответ.

Прилив адреналина после встречи с отцом еще не схлынул, и Никлас чувствовал в себе достаточно задора, чтобы заняться следующим номером в списке тех, с кем ему надо было разобраться.

Он съехал вниз по Галербакен и резко остановил машину, увидев, что Жанетта у себя в лавке и у нее полным ходом идет подготовка к предпраздничной торговле на День всех святых. Оставив машину, он вошел в магазин, и впервые с тех пор, как они начали встречаться, у него не появилось никаких ощущений внизу живота. Только во рту возник неприятный кисловатый металлический привкус — от отвращения к себе и к ней.

— Что за чертовщину ты затеяла?

Войдя, Никлас так хлопнул дверью, что на ней заплясала висевшая за стеклом табличка с надписью «Открыто». Жанетта обернулась и холодно взглянула на него.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

Потом опять повернулась к нему спиной и принялась разбирать ящик с игрушками, которые нужно было снабдить ценниками и разложить по полкам.

— Прекрасно понимаешь! Ты отлично знаешь, о чем я говорю. Ты ходила в полицию и наплела там небылиц, что я будто бы заставил тебя дать мне фальшивое алиби. До какой еще подлости может дойти человек? Что это — месть? Или тебе просто приятно создавать мне проблемы? На кой черт тебе это понадобилось? Неделю назад я потерял дочь, а ты все никак не можешь понять, что я больше не желаю обманывать жену!

— Ты мне кое-что обещал. — Жанетта сверкнула на него глазами. — Ты обещал, что мы будем вместе, что ты разведешься с Шарлоттой и мы с тобой заведем детей. Ты много всего наобещал, Никлас!

— И почему я, ты думаешь, это делал? Потому что тебе нравилось это слышать. Потому что, услышав про обручальное кольцо, ты охотнее раздвигала ноги. Потому что у меня было желание время от времени развлекаться с тобой в постели. Да ты сама знаешь эту игру не хуже, чем я! Ведь до меня у тебя уже перебывало достаточно женатых мужчин, — добавил он грубо, хотя видел, что с каждым словом она все больше сжимается, как от удара.

Но его это нисколько не трогало. Он уже перешел грань, ему было сейчас не до деликатности, и он не думал о том, чтобы пощадить ее чувства. Сейчас требовалась только чистая, неподдельная правда, ничего другого она за свои поступки не заслуживала.

— Скотина проклятая, — сказала Жанетта и схватила первую попавшуюся из только что распакованных вещей.

В следующий миг мимо его уха просвистела фарфоровая безделушка и, не попав в него, угодила прямо в витрину. Стекло с оглушительным звоном треснуло, и на пол посыпался град осколков.

Затем наступила глубокая, звенящая тишина. Они стояли напротив, тяжело дыша и яростно сверля друг друга взглядами. Затем Никлас повернулся и спокойно вышел из лавки. В тишине явственно раздавался скрежет осколков под его ногами.