Вкус жизни

Когда наступала ночь, работа Марии не заканчивалась. Ей необходимо занести все документы в истории болезней. Записать температуру, занести уровень сахара в листы диабетиков. Ночью она должна собрать уколы на утро. Ночью пациенты активизируются, просят обезболивающее. Частенько Мария выполняет работу санитара. Вот она везет на каталке пациента на рентген в приемник. Сначала попадает в очередь. Ждет очередь, пациенту снимают анализы, делают снимки. Потом она везет больного обратно в палату. При этом зарплата небольшая, меньше чем у разнорабочего без квалификации на стройке. Очень тяжелый и дешевый труд.

Больше всего Мария не любит ставить капельницы. Cобрать капельницу – целая история. Найти лекарство, развести, манипуляции со штативом, приставить к пациенту, поставить систему. Не напутать в суматохе лекарство пациента, положенную дозировку. Следить за иглой, если пациент ворочается. Уколы. Потом надо записать, что и в каких количествах выдавалось. Взять с собой все материалы: пробирки, бинты, ножницы и так далее. Если что-то забудешь, можно набегать еще пару тысяч шагов. И так пять дней в неделю. Часто Мария берет дополнительные смены. Выходит в субботу и воскресенье на подмогу. После этого ее ноги еле волочатся. По возвращении домой Мария нервно и долго плачет…

Марии не нравится ее окружение на работе. Вокруг всем плевать. Их желание помогать людям слабеет. Особенно девочки, ломаются и становятся пофигистками. За все время Марии попалось только два врача дела и человеколюбия. Мария надеется на лучшее…

***

Мне запомнился чистый, светлый взгляд этой шустрой молодой медсестры. Было в нем что-то. Пока она находилась в палате, я напрочь забыл о своей болезни и о том, где я нахожусь.

С уходом медсестры палату вновь охватило зыбкое, болотное чувство безысходности…

– Смотрите, какая милашка, – послышалось со стороны Резина. – В моей прошлой палате из-за такой чуть старик не помер.

На слова Резина никто не обратил внимания. К ним прислушался только я.

– Он лежачий был, в памперсе. Старик в туалет хотел сходить, кровь из кишечника прорвалась. Задолбался я искать, кто спасет. Никого не нашел. По коридору бегал, искал медсестер. Глобальное кровотечение было. Повезло, что я заметил. А вот если бы я спал? И че тогда? – вопросил Резин. – Старикан бы просто умер.

– Ну, не всегда же так, – вырвалось у меня. – Может, заняты все, работали…

– Да «им» просто всем на нас срать, – недовольно кинул Резин.

Мне нечего было ответить. Я просто старался отвлечься от этих слов.

Наступило время обеда. Ловкими привычными движениями уже знакомая смешливая санитарка закатила массивную блестящую тележку. На тележке поэтажно расположились большие серебристые кастрюли с красными, малеванными кистью надписями. Это знак – уже настало время обеда. Запах горячей еды из-под крышек глубоких кастрюль начал планомерно перебивать плотно устоявшийся в воздухе запах лекарств. Загремели белесые тарелки – длинной поварешкой накладывались и подавались порции наваристого рассольника.

– На вот, милок, – подала мне тарелку супа санитарка, подойдя ближе. – Ты уж совсем тощий. Добавку хочешь? – спросила она улыбаясь.

– Спасибо, мне этого хватит, – ответил я вежливо.

На второе тушеная капуста с котлетой. Ничего не скажешь, очень аппетитно, правда. Есть, конечно, немного неудобно. Без стола и стульев. Но ничего, с тумбочки тоже можно поесть. Главное, чтобы было вкусно. Удивительно, как же прекрасна эта бесплатная кормежка…

Во время очередного пережевывания еды я поднял глаза и осмотрелся по сторонам. Я заметил, что каждому из обитателей палаты прием пищи давался не без боли. Прохоров медленными движениями заглатывал каждую ложку. Так же тяжело ел и Марат Рустамович. Тарасов, держа аккуратно ложку, старался не дотронуться ей до пораженной губы. Все просто, казалось бы, давалось только Коновалову и Резину.

***

Понедельник. Утром у нас появился новый товарищ. Еще не поздоровавшись и не расположившись на месте, первым делом он принялся искать свободную розетку для зарядки телефона. Совсем молодой парнишка – Гера. Спортивный, небольшого роста, жилистый. На вид и на карий динамичный взгляд, казалось, боевой. Почти лысый, со щетиной на голове. Парень, как мне показалось, без всяких раздумий на малейшую грубость в свою сторону может дать по лицу, и при этом, скорее всего, его разбить. Краски шальной и бодрой жизни читались на его дерзком лице.