— Я не хочу тебе врать. Не заставляй меня это делать, — ответил он, крепко сжимая свой кожаный руль.
— Несахарная, — я перевернулась на спину и посмотрела в потолок. Всё это время Ричард безотрывно наблюдал за мной, протянув свою мордочку между сиденьями, — Говори!
Боль, что отдавалась во всём теле, явно давала понять мне только одно — я точно родила и это не перебить никакими манипуляциями, ни уж точно гипнозом.
— Я предполагаю, что Беатрис, моя сестра, к этому причастна.
— Зачем ей нужен мой ребёнок? — спросила я, пытаясь сфокусироваться на одной точке, зацепившись взглядом за наддверную ручку.
— Моя Госпожа… — начал с рыком и с болезненной горечью вампир.Это их ребёнок! Их совместный! А не просто “её”…
— Отвечай! — сказала тише шёпота я приказным тоном.
Возникла давящая тишина. Ричард заскулил.
— У меня есть дар, о котором мало кто знает, а уж тем более понимает.
— Это в дополнение к тому, что ты вампир? Кто ты ещё? Потный Горючий Волшебник? Тёмная Воланда? — Адам повернулся и посмотрел на меня серьёзно.
— Я очень хорошо чувствую детей. В утробе.
Я выдохнула. Поясницу заломило. Медленно перевернулась на бок.
— Причём тут мой сын? — сказала я гневно на выдохе, на сколько хватило кислорода в лёгких. И после подняла на него глаза.
Адам сильнее сжал руль.
— Когда Беатрис забеременела, я прикоснулся к её животу и понял, что ребёнок болен. И он страдает уже с самого зачатия. Он буквально вопил лишь об одном.
— Убить его? Ребёнок, да, просил, в утробе? — мне кажется, у меня температура. Голова гудела и раскалывалась.
— Да. Дети чистокровных вампиров особые, — я обречённо посмотрела на собаку, что всё это время неотрывно наблюдала за мной. К какому шизоидному маньяку мы с Ричардом попали? Когда же этот ужас закончится?! — Они развиваются быстрее, чем человеческие особи.
— Именно поэтому я была беременна всего три дня. Фактически, как дева Мария. Иисус вышел из меня, не меньше, — сказала я, пытаясь хоть где-то найти точку опоры. А именно: хотя бы в моём отношении к жизни.
— Кира, это не смешно, — отрезал Адам со сталью в голосе.
— А я и не смеюсь, — моё тело постепенно начало коченеть. Так всегда после истерики. Сначала гипербольно, а потом всё отключается. И ты просто плывёшь по течению.
— Кира, твой случай единичен и уникален.
— Учитывая, что я помню действительно только то, что отец этого ребёнка из пробирки, — Адам зарычал, но в крепких высказываниях сдержался.
— Я отец! И именно из-за того факта, что это я; нашего с тобой ребёнка больная Беатрис хочет демонстративно наказать.
— Как именно? Сказать прилюдно, что он желает смерти? — я будто камней наелась. А тело упало на дно болота. И меня засасывает-засасывает…
— Нет. Передать в руки старейшинам… И тем самым убить, — мои глаза еле-еле раскрылись и я, словно лежа на радиоактивных обломках, посмотрела на монстра за рулём.
Глава 23
Мы ехали в тишине, изредка нарушаемой тяжкими собачьими вздохами.
— Кира, — решил первым заговорить Адам, когда мы остановились. Он повернул голову ко мне, — Сейчас будет суд. У тебя могут взять кровь. Ты должна говорить только правду.
— Здорово, — я начала подниматься на сиденье.
— Остановись! — сказал он мне, взяв двумя руками мои плечи, — Тебе нельзя садиться после такого! — он тяжело дышал.
— После изнасилования собственным извращенцем-мужем или родов? — спросила я, медленно стабилизируясь на мягких кожаных креслах.
— Что ты только что сказала? — глаза Адама стали чёрными, костяшки на руках хрустнули. Я спокойно посмотрела на его “негодование”.
— Что слышал, — Адам зарычал.
— Ты не пойдёшь своими ногами, — мужчина вышел из машины, хлопнул с силой своей дверью, и открыл мою.
— Пойду, — я начала движение наружу, — И пойду сама. За сына я буду сражаться до последнего и на ногах, — сказала я и вывалилась в кровавом одеяле чуть ли не на Красную площадь.
— Кира, — Адам сдерживал себя как мог.
— Я приказываю, — прорычала я ему в лицо, и, шатаясь, повязала кровавую тунику в форме древнегреческого платья, завязав узел на своём плече, — Ты либо помогаешь мне вернуть, как ты говоришь “нашего” сына, либо катишься к чёрту.
Он поймал моё лицо и посмотрел в глаза кровавыми белками. Желваки страшно двигались. Под кожей будто ползали тёмно-синие венозные черви.
— Это наш ребёнок, — произнёс он, и впился в меня своими губами и… боль из тела постепенно ушла.
Через пару секунд он отстранился.
— Гипноз действует недолго, не совершай резких движений, твоё тело всё ещё изранено.
Я кивнула, открыла дверь Ричарду, прицепила ему шлейку, что валялась на переднем сиденье, и, наплевав на все правила и приличия, ведомая словно кровавая барыня бультерьером, пошла с Адамом в здание.
Пусть эти мужики вывернули мой мозг наружу, и я ничего не понимаю, но материнский инстинкт не обмануть.
Ни проронив более ни слова, я, следуя за неизвестным мне доселе чувством, ворвалась в холл роскошного здания.
— Третий этаж, — учтиво сказал Адам, когда я оказалась около лифта.
— Я знаю, — кратко ответила я, — Пусть только попробует моему сыну сделать больно. Не задумываясь, порву на клочки.