Взволнованная этой мыслью, Сахно в то же время как-то сразу успокоилась. Сказать по правде, с первой минуты, как ступила она на земли Гальванеску, какое-то жутковатое чувство не давало ей покоя. Сочетание обстоятельств, впечатляющие факты - вместе с комичной, странной и таинственной личностью самого профессора облекали все события таинственными и жуткими покровами. Безусловно, нечто необычное тут все-таки есть: это использование работы прокаженных (Сахно выстроила себе целую гипотезу о колонии-лепрозории...). Вряд ли такой человек, как уважаемый доктор Гальванеску что-то делал бы исключительно в благотворительных целях. Здесь, должно быть, взяты в расчет вынужденная изолированность от жизни больных проказой и их обездоленность. Это дает широчайшие возможности для эксплуатации и получения значительного дохода... А впрочем, трудно сказать, большое ли это преступление. Ведь вовлекая прокаженных в работу, в общественную жизнь, профессор дает им большую радость, дает им возможность чувствовать себя людьми. Может, и лечит их, экспериментирует над способами лечения этой ужасной болезни?..
Наступало утро. Луна уже пряталась по ту сторону парковой стены, немощными косыми лучами освещая аллею и дворец.
Ночные птицы умолкли, с озерец тянуло влагой, на востоке слегка посветлело и побледнели звезды.
Необыкновенная предутренняя тишина, богатая и диковинная природа, благоуханные ароматы южной растительности - все это убаюкивало, располагало к отдыху. Однако сон бежал из глаз.
Напротив, свежесть и пахучесть ночи взбадривала нервы и будоражила тело мощным - только южным жителям знакомым - ощущением какого-то радостного, неведомого желания и вместе с этим - грустной неудовлетворенности. Сахно целиком отдалась этим чувствам и мечтала - о чем? - она и сама того не знала.
В такие ночи в растревоженной фантазии мечты роятся и переплетаются, однако трудно выразить их бедным человеческим языком.
Величие природы, с которой так редко доводится сталкиваться городскому человеку, будило остатки неурбанизированного лиризма. Сахно вспомнила, что она степнячка - дитя широких просторов далекого края - и невольно окунулась в воспоминания. Неожиданно для себя самой она даже запела тихонько какую-то родную песню. Ее родичи не знали другого выражения своих чувств; радуясь или грустя, они всегда поют.
Она еще долго просидела бы так, напевая родные песни, если бы не пришлось ей совершенно неожиданно удивиться и, скажем прямо,- второй раз за эту ночь перепугаться... Однако удивилась и испугалась Сахно по причине достаточно основательной: из-за ее спины послышалась родная ей речь,кто-то подтягивал песне.
Придя в себя после первого замешательства, Сахно глянула вверх, откуда слышалась песня. В темном четырехугольнике окна на втором этаже строения она разглядела нечеткий силуэт.
- Кто вы? - не очень-то смело прошептала Сахно.
- А вы? - отозвался голос.
Некоторое время Сахно не знала, что ответить, и взялась за сигарету.
- Меня слегка испугало ваше пение. Я никак не думала, что здесь, кто-то есть,- наконец заговорила она.- Извините, если обеспокоила вас.
- Ничего. Мне тоже не спится. Это... может, моя последняя ночь, а такой ночью не каждый заснет. К тому же меня удивила родная песня. Я не думал ее услышать здесь, в этом проклятом и безмолвном месте.
- И меня это удивило,- согласилась Сахно.
- Вы украинка? - спросил еще незнакомец, очевидно, человек разговорчивый.
- Да. Вы тоже?
- И я тоже.
Оба некоторое время помолчали. Незнакомец мурлыкал себе под нос только что спетую песню.
- Вы сказали,- снова заговорила Сахно,- что это, может, ваша последняя ночь. Извините меня, если вопрос бестактный, однако почему это должна быть ваша последняя ночь? Нсужто собираетесь... того... не жить больше? Незнакомец прервал пение.- Вы пошутили?
- Нет. Я, собственно, и сам не знаю. Уважаемый доктор уверяет меня, что я не только буду жить, но и значительно лучше... Впрочем, знаете, если ложишься под нож, нельзя быть уверенным в завтрашнем дне.
- Разве доктор Гальванеску врач?
- Ну да. И еще какой!
- Он должен делать вам операцию?
- Как бы вам сказать? Действительно, небольшую операцию. Полное забвение прошлого, пожизненный кусок хлеба, до смерти гарантированная работа, да еще и пять тысяч лир единовременно - это неплохая плата. О, я уверен, что за год-два вся наша эмигрантская братия пройдет через операционный стол этого эскулапа. Все равно больше некуда деться.
- Извините,- остановила его Сахно.- Я не совсем понимаю вас. Я не пойму, в каком смысле вы употребляете слово операция аллегорически?
- Что? - злобно переспросил незнакомец.- Что вы такое сказали?
- Я не пойму, о какой операции вы говорите?
- Как это "про какую"? А вы кто? Разве вы не из нашего стада?
- То есть, вы спрашиваете...
- Небось, крепко держите в кармане билет, который получили в эмигрантском бюро от агентов этого опереточного профессора вместе с двумя тысячами лир задатка?
- Я вас категорически не понимаю,- развела руками Сахно.- О каком билете вы говорите?
Незнакомец замолк и затем обеспокоенно спросил: