Владимир

Княгиню водила по всему хозяйству ключница Пракседа, она открывала одну за другой двери в клетях, подробно поясняла, где и сколько у нее лежит зерна, мехов, где и какие стоят в меду шах вина и меды.

Вместе с княгиней в Киев приехали и жены-дворянки, служившие ей в Полоцке; кормилица Амма, когда-то кормившая Рогнеду, несколько полочанок – Кумба, Эрна.

У Рогнеды даже и в мыслях не было доверять богатства Горы этим женам – у них будет своя работа, они станут помогать ей в палатах, пестовать княжича Ярослава.

Поэтому княгиня Рогнеда осталась очень довольна, осмотрев добро с Пракседой. Возвратившись в терем, она сказала ей:

– Ты зорко стерегла княжье добро, ключница, после такой брани даже удивительно, что у нас всего вдосталь. Спасибо тебе, Пракседа!

Ключница в пояс поклонилась княгине.

– Теперь ступай, – сказала Рогнеда, устав после долгого осмотра. – А ключи, – она ничего плохого не хотела сказать, а просто считала, что отныне должна сама заботиться о княжьем добре, – ключи положи сюда. – И она указала на скамью у двери.

Ключница сердито посмотрела на молодую княгиню. И при княгине Ольге, и при жене Ярополка Юлии ключи всегда доверялись только ей, Пракседе. Неужто же полунощная княгиня думает сразу все взять в свои руки, а Пракседу сделать простой дворянкой?

Но Рогнеда ничего этого не подозревала, она заботилась только о князе и его добре.

– Ключи, Пракседа, – сказала она, – будут лежать здесь вот, на лавке. Когда понадобится, я отопру клети и выдам тебе все, что ты скажешь, для дома и двора.

– Добро, княгиня, – пересохшими губами прошептала Пракседа, дрожащими пальцами отцепила связку ключей от пояса, швырнула их на лавку так, что они зазвенели.

После этого Пракседа, пряча глаза, еще раз-пбклонилась княгине, попятилась к дверям и вышла из покоев.

В переходе она остановилась. Там было темно, фигура ключницы сливалась с бревенчатой стеной, высокое узкое окно освещало одно лишь ее лицо. Оно было очень бледно, глаза прищурены, губы сжаты.

– Проклятая полочанка, – прошептала Пракседа, но тут же спохватилась, испуганно осмотрелась, нет ли кого-нибудь в переходах, и лишь после этого двинулась Дальше.

7

Тихо было в опочивальне, ночь спокойно плыла за открытым окном, издалека со стороны Днепра долетела и медленно стихла грустная песня.

После трудов князь Владимир очень хотел отдохнуть: день выдался трудный, с самого утра он чинил суд и правду людям, беседовал с мужами и тиунами в Золотой палате, после обеда осматривал войско, собиравшееся на Подоле.

Княгиня Рогнеда тоже устала. Она вставала затемно, сразу спускалась в трапезную, ходила с Пракседой в клети, сама кормила сына, готовила все для гостей и послов. Неусыпной была Рогнеда в Полоцке, а в Киеве и вовсе стала бессонной.

Но на душе у княгини было спокойно, ей придавала сил ее любовь к Владимиру. И в этот вечер она приготовила ложе для князя, легла рядом с ним, нежная, теплая, ласковая.

– Отдохни, мой княже, отдохни! – шептала Рогнеда. – Тихо в тереме. Спит наш сын, спит весь Киев-город, усни и ты…

Было тихо, совсем тихо, князь Владимир засыпал; положив руку на его плечо, задремала и Рогнеда. Тихо, как тихо!

И вдруг среди этой тишины где-то невдалеке за стеной терема послышался плач, сначала едва слышно, потом все громче, сильнее.

Рогнеда не хотела будить князя, она хотела встать, закрыть окно – пускай спит князь!

Но князь уже проснулся – в серой полумгле Рогнеда увидела, как он поднял голову с подушки, прислушивается.

– Владимир! – промолвила тогда Рогнеда. – Мне кажется, что плачет дитя…

Он вслушивался.

– Да, то плачет дитя.

– А откуда оно здесь, в нашем дворе?

Владимир молча поднялся с ложа и прошел босиком несколько шагов до окна. Его темный стан вырисовывался на сером полотне неба.

– Зачем ты встал, Владимир?

Ребенок все плакал и плакал – теперь еще громче, словно у него что-то сильно болело.

– Владимир!

Было слышно, как он захрустел пальцами.

– Что это за ребенок? – совсем растревожившись, спросила Рогнеда. – Почему он плачет? Почему ты молчишь, Владимир?

Он обернулся в ее сторону и ответил:

– То плачет сын убитого брата моего Ярополка.

– Дитя твоего брата? Почему же ты не говорил мне о нем?

– А что мне о нем говорить? – раздраженно произнес Владимир. – Брата Ярополка нет в живых – не все ли равно, есть у него дитя или нет?!

– Ой нет, Владимир! Не все равно! Выходит, здесь, на Горе, есть еще один княжич…

– Этот княжич не помешает ни мне, ни моему сыну.

– Я не о том, не о том говорю, Владимир… Но если есть княжич, значит, есть у него и мать – княгиня?

– Рогнеда! – уже сурово отозвался Владимир. – Неужто ты боишься еще одной какой-то княгини?

– Нет, Владимир. – В ее голосе послышались слезы. – Ты меня не хочешь понять, не понял. Я не боюсь никаких княгинь, но знать, что здесь, на Горе, есть еще одна княгиня, я должна…

– Что ж, – сказал Владимир, – к сожалению, знать тебе нечего. У этого дитяти была мать – жена князя Ярополка Юлия, теперь ее нет на Горе.

– Она умерла? Владимир молчал.

– Скажи, Владимир… Мне страшно подумать, неужто ее убили вместе с мужем Ярополком?