Владимир Ленин. Выбор пути: Биография.

В мемуарах, вышедших спустя много лет, Оболенский, как и положено, пишет, что по отношению к тем, кто не соглашался с «ортодоксальной» позицией, Ульянов был ужасно нетерпим: «Спорил он исключительно неприятно — высокомерно и презрительно, усыпая свою гладко льющуюся речь язвительными и часто грубыми выходками…»⁴

Но в заявлении «От редакции» этой нетерпимости нет. Скорее наоборот. Вместе с определенной демонстрацией своей «ортодоксальной» позиции заявление отразило и впечатления, вынесенные Ульяновым из встреч в Петербурге и Москве, Уфе и Нижнем Новгороде, из бесед в Пскове с Потресовым и Мартовым, Оболенским и его коллегами. И проявилось это прежде всего в том, что Владимир Ильич решительно отказывался от разрыва с колеблющимися и искренне заблуждавшимися социал-демократами, оставляя для них «возможность совместной работы».

Во-первых, «разнообразие местных условий» и «особенности во взглядах местных деятелей будут существовать всегда и… именно это разнообразие свидетельствует о жизненности движения и о здоровом росте… Объединение его отнюдь не исключает разнообразия».

Во-вторых, «мы отнюдь не намерены, — пишет Ульянов, — выдавать всех частностей своих взглядов за взгляды всех русских социал-демократов… Напротив, мы хотим сделать наши органы — органами обсуждения всех вопросов всеми русскими социал-демократами со взглядами самых различных оттенков. Полемику между товарищами на страницах наших органов мы не только не отвергаем, а, напротив, готовы уделить ей очень много места».

И наконец, третье — «было бы еще преждевременно судить о том, насколько глубока эта рознь, насколько вероятно образование особого направления (мы отнюдь не склонны решать эти вопросы уже теперь в утвердительном смысле, отнюдь не теряем еще надежды на возможность совместной

работы)…»⁵.

Одобрив этот проект, Ульянов, Потресов и Мартов стали ждать «гостей». Буквально через день из Питера прибыл Степан Радченко и сообщил, что следующим поездом приедут Струве и Туган-Барановский. Красочное описание этого совещания оставил Юлий Мартов…

Проект читал Ульянов. «Во время чтения, — пишет Мартов, — я наблюдал за лицами наших гостей… На лице М. И. Туган-Барановского было заметно не то огорчение, не то недоумение, моментами он явно сдерживался, чтобы не прервать чтение. Напротив, Струве держался с олимпийским спокойствием, сквозь которое, однако, иногда можно было схватить чуть-чуть насмешливый огонек в глазах…

— Что же думаете вы, господа, обо всем этом? — спросил Ульянов.

Струве сказал что-то общее и неопределенное… Говорил он как бы неохотно, выцеживая из себя слова… Простодушному Михаилу Ивановичу, по-видимому, дипломатия была не по душе. Он заговорил горячо о том, что во всей той части декларации, которая говорит о состоянии социал-демократии и марксизма, он усматривает острие, направленное лично против него и Струве и притом крайне несправедливое… Сама характеристика критики марксизма дана такая, что он, Туган, должен поставить перед собой вопрос: могут ли они со Струве поддерживать наше начинание, если это место останется в декларации? Продолжавший молчать Струве выражением своего лица одобрял Тугана в его вылазке».

Но скандала не получилось. Ульянов и Потресов, приводя факты, отвечали, что именно легальные марксисты, «идеологически поддерживая бунт против «ортодоксии» и тем соблазняя малых сих из социал-демократической молодежи», несомненно способствовали разброду и усилению внутрипартийной борьбы. Они говорили твердо, но тактично. «В общем, беседа велась в очень мирных тонах и, когда Ульянов выразил готовность чуть-чуть смягчить пассус, говорящий о роли, сыгранной «критиками марксизма», то, к моему удивлению, дело явно пошло на соглашение…

И когда мы спросили: каково же, в конечном счете, ваше отношение к нашему начинанию, я удивленно услышал твердое заявление Струве: мы считаем его необходимым и будем посильно поддерживать, после чего попросил принять от него ежемесячный взнос, помнится, в 5 рублей. Туган-Барановский, который, по-видимому, не прочь был еще поспорить и «поторговаться», сказал с несколько хмурым лицом, что он вносит тоже, как ежемесячную лепту, 10 рублей»⁶.

После отъезда гостей договорились о ближайших практических действиях. Потресов, сразу после получения заграничного паспорта, должен был выехать в Швейцарию, встретиться с Плехановым и Аксельродом и «озаботиться об издании теоретического журнала, который, во всяком случае, будет выходить за границей. Относительно политической газеты, пишет Мартов, — мы пока что должны были считаться с желанием практиков попробовать ее издание в России… Ульянов должен был остаться в Пскове до партийного съезда и один или вместе со мной представлять на нем нашу группу…»⁷.