Владимир Ленин. Выбор пути: Биография.

Грозные тучи нависли над нами,Темные силы в загривок нас бьют,Рабские спины покрыты рубцами,

Хлещет неистово варварский кнут.Но потираючи грешное тело,Мысля конкретно, посмотрим на дело:«Кнут ведь истреплется, скажем народу,

Лет через сто ты получишь свободу».

Отказ от насилия против насильников мог лишь продлить существование таких режимов и таких общественных отношений, которым насилие над человеком сопутствовало неизбежно и неотвратимо. Насилие — дурное средство. Само по себе оно отвратительно. Однако решимость применить его в правом деле, в борьбе с насильниками могла стать признаком нравственного мужества.

И вряд ли можно винить теоретиков рабочего движения XIX столетия в том, что XX век круто обошелся со многими благими идеями. Точно так же, как вряд ли стоит бросать Христу обвинение в кровавых крестовых походах или изуверстве инквизиции. Разгадка такого рода метаморфоз лежит, видимо, в тех исторических условиях, которые препятствовали осуществлению и извращали самые благие проповеди. В этом смысле прав был Достоевский, когда устами одного из братьев Карамазовых горько пошутил: если бы Христос опять сошел на нашу землю со своей проповедью, то он вновь был бы распят — и на сей раз уже христианами…

Ульянов сделал свой выбор цели в происходящей борьбе. Отмечая рост ненависти «в массах простого народа» по отношению к власть имущим, он — в который уже раз — напишет, что задача революционеров состоит прежде всего в том, чтобы просвещать эту массу, нести в нее «луч сознания своих прав и веру в свои силы». Только тогда, подчеркивал он, «оплодотворенная таким сознанием и такой верой, народная ненависть найдет себе выход не в дикой мести, а в борьбе за свободу»²⁷.

Все то, о чем спорили еще в кружках, из-за чего, в частности, и рвал Ульянов со Струве: кто поведет за собой народ, вернее, за кем пойдет народ, — все это станет уже не предметом книжного знания, а реальностью политической борьбы. И сверхзадача рабочего класса России будет состоять именно в том, сумеет ли он направить «пугачевщину» крестьянской воины в русло общенародного освободительного движения, осознающего свои политические цели. Всемерно содействовать данному процессу, тому, чтобы рабочий класс смог в наступавшую новую эпоху осуществить свою историческую миссию, — в этом, считал Ульянов, и состояла высшая цель социал-демократии.

Как раз за несколько дней до приезда Струве начались рождественские праздники. «Здесь уже Weihnachten [Рождество] — всюду Christbaume [елки], - пишет Владимир Ильич матери 26 декабря, — на улицах в эти дни было необычное оживление… Но только неприятная зима — без снега. В сущности, даже и зимы-то никакой нет, а так, какая-то дрянненькая осень, мокроть стоит… Надоедает слякоть, и с удовольствием вспоминаешь о настоящей русской зиме, о санном пути, о морозном чистом воздухе. Я провожу первую зиму за границей, первую совсем не похожую на зиму зиму и не могу сказать, чтобы очень доволен был, хотя иногда перепадают великолепные деньки вроде тех, что бывают у нас хорошей поздней осенью.

Живу я по-старому, довольно одиноко и… к сожалению, довольно бестолково. Надеюсь все наладить свои занятия систематичнее, да как-то не удается… Пометавшись после шушенского сидения по России и по Европе, я теперь соскучился опять по мирной книжной работе, и только непривычность заграничной обстановки мешает мне хорошенько за нее взяться»²⁸.

Это было написано 26 декабря. Через несколько дней, после разрыва со Струве, надо было вносить в свои планы определенные коррективы…

За предшествующие пять лет, несмотря на тюрьму и ссылку, ему удалось выйти за рамки подполья, издать ряд научных работ, сделавших его имя и его идеи известными самому широкому — по тем временам — кругу читателей.

Разрыв со Струве рвал и многие нити, связывавшие Ульянова с легальной научной ареной и определенной частью российской общественности. Так что же — добровольная «самоизоляция», «отчужденность» от общества? На этот вопрос он ответил еще в ссылке. «Мне кажется, — писал Владимир Ильич Потресову, — что «отчужденность от общества» отнюдь еще не означает непременно этого «изолирования», ибо есть общество и общество…»²⁹

Пройдет совсем немного времени, и в феврале 1903 года Ульянов прочтет четыре лекции по аграрному вопросу в России и Европе в парижской Русской высшей школе общественных наук. Собственно, устроители этой школы — известные русские ученые Максим Ковалевский и Юрий Гамбаров, относившиеся к марксистам неприязненно и вообще избегавшие «политики», приглашали В. Ильина — автора «Развития капитализма в России» и других солидных экономических работ. Лекции прошли с успехом.