Владимир Маслаченко: «Пеле повезло, что он не играл против меня»

«Как иной рождается гусаром, так я родился голкипером. В России и вообще на континенте, особенно в Италии и Испании, доблестное искусство вратаря искони окружено ореолом особого романтизма. В его одинокости и независимости есть что-то байроническое. На знаменитого голкипера, идущего по улице, глазеют дети и девушки. Он соперничает с матадором и гонщиком в загадочном обаянии. Он носит собственную форму: его вольного образца свитер, фуражка, толстозабинтованные колени, перчатки, торчащие из заднего кармана трусиков. Они резко отделяют его от десяти остальных одинаково-полосатых членов команды. Он белая ворона, он железная маска, он последний защитник. Во время матча фотографы поблизости гола, благоговейно преклонив одно колено, снимают его, когда он ласточкой ныряет, чтобы концами пальцев чудом задеть и парировать молниеносный удар «шут» в угол, или когда, чтобы обнять мяч, он бросается головой вперед под яростные ноги нападающих, — и каким ревом исходит стадион, когда герой остается лежать ничком на земле перед своим незапятнанным голом»

Набоков писал, как спустя год после отъезда из захваченного большевиками Севастополя он поступил в колледж Кембриджского университета. При этом англичане, уделяя чрезмерное, на его взгляд, внимание сыгранности команды, «мало поощряли причудливые стороны голкиперского искусства». Мечтая о более удачном участии в университетском футболе, он вспоминал:

«О, разумеется, были блистательные бодрые дни на футбольном поле, запах земли и травы, волнение важного состязания. И вот вырывается и близится знаменитый форвард противника, и ведет новый желтый мяч, и вот с пушечной силой бьет по моему голу, — и жужжит в пальцах огонь от отклоненной) удара. По были и другие, более памятные, более эзотерические дни, под тяжелыми зимними небесами, когда пространство перед моими воротами представляло собой сплошную жижу черной грязи, и мяч был словно обмазан салом, и болела голова после бессонной ночи, посвященной составлению стихов, погибших к утру. Изменял глазомер, — и, пропустив второй гол, я с чувством, что жизнь вздор, вынимал мяч из сетки…»

Володя особенно запомнил одну установку на игру, первую в своей жизни. Тренер Нил Ярына (с ударением в его фамилии на последнем слоге и легким запахом только что принятой чарки самогона) сначала обвел неспешным взором всех сидящих перед ним игроков, затем подолгу и внимательно глядел в глаза каждому. И наконец выдал установку: «Значить так: играем но системе дубель-вэ. А Маслаченко — на линии ворот».

В тот год он так и играл за «Спартак». Игроки относились к нему по-доброму, по-отечески. Настолько хорошо, что даже выпить после игры ему не предлагали. Берегли, значит.

В пятьдесят третьем году, окончив школу, семнадцатилетний Владимир в составе сборной Днепропетровской области приехал в Киев на республиканскую Спартакиаду школьников. В решающем матче они встретились со сборной украинской столицы. Судья был явно на стороне киевлян, которые тем не менее никак не могли материально реализовать расположение арбитра. В конце концов тот пошел на испытанный прием, угостив киевлян одиннадцатиметровым в ворота соперников. Тогда и вынул Маслаченко мяч из сетки. Единственный раз.

Урок Тучкуса