Владимир Мономах

В это же время Мономах сосватал дочь Марию за Льва Диогена, сына бывшего византийского императора Романа Диогена, которого отстранил от власти новый император Алексей Комнин. И теперь снова двоюродные братья находились в противоборствующих станах. Святополк вынужден был поддерживать Комнинов, а Мономах, помогая своему зятю взойти на императорский престол, должен был содействовать молодому Диогену, который уже начинал объединять вокруг себя всех недовольных Комнинами. Подрос уже Юрий Владимирович, и нужно было думать о жене для него; скоро станут невестами и внучки, дочери Мстислава — Малфрида и Ингеборг, для которых тоже надобно уже сейчас искать мужей среди сыновей западных владык, укрепляя родственные связи Всеволодова дома, готовя будущих союзников для ещё неизвестно каких войн.

Настойчиво стремился в эти годы Мономах укрепить ставшие прохладными отношения с Киево-Печёрским монастырём. Он хорошо понимал, что любой князь, который не получит поддержку обители, не имеет прочной надежды на всерусское почитание и — кто его знает, как сложится жизнь, — на титул великого князя киевского. А Киев по-прежнему манил Мономаха. Теперь, когда он взял в свои руки борьбу с половцами, повёл за собой всех князей, добился впечатляющей победы, которую доброхоты уже связывают с его именем, когда в его твёрдости и силе убедились люди всех русских городов, в том "Числе, конечно, и киевляне, ему легче стало теснить Святополка, набирать себе всё больше и больше сторонников в Киеве среди и бояр, и дружинников, и клира, и простого люда, для которого он являлся спасителем Русской земли от половцев, хранителем её единства. И поддержка киево-печёрской братии в это время была ох как нужна.

Но не дремал и Святополк: задаривал монастырь, следил за тем, как монах Нестор пишет «Повесть временных лет»: в этой летописи ему, Святополку, было отведено немало страниц и сказано немало добрых слов. А ведь летопись — это слава на будущие времена, и Святополк заботился об этой вечной славе, покупая расположение игумена и видных монахов.

Ещё несколько лет назад, накануне похода в степь, ужо наложи и храм Богородицы и Смоленске, Мономах попытался ткнуть утраченные за долгие годы пребывания и Переяславле связи с Печёрским монастырём. В 1097 году он поддержал игумена Иоакима против Святополка в то время, когда игумен обличал киевского князя за ослепление Василька Ростиславича. За год до похода в столь, стараясь ещё более укрепить свою славу радетеля за всю Русскую землю, почитателя великих русских святынь, Мономах тайно, ночью, чтобы не выставлять напоказ своей набожности, приказал оковать золотом и серебром раку великих русских страстотерпцев Бориса и Глеба в Вышгородской церкви, где лежали их мощи. Когда наутро молящиеся вошли в храм, они увидели великое чудо: ещё вчера деревянная, рака блистала золотом и серебром, сияла драгоценным каменьем, в самой середине раки были по серебру вычеканены лица святых мучеников и позолочены. По краям раки стояли золотые же светильники с горевшими в них свечами, отражавшимися тысячами солнц в золоте, серебре, каменье, хрустале.

В тот же день Киев узнал, что всю ночь трудились в Вышгородской церкви люди переяславского князя, и сам Мономах, и все говорили, что, видимо, бог вложил князю в голову такую благоверную мысль, а приспешники Мономаха уже несли весть о деянии князя по другим городам и весям. Тем самым Владимир Всеволодович сделал ещё шаг навстречу Печёрскому монастырю, высоко чтившему святыни Бориса и Глеба.

Так в большой мирской суете провёл эти годы Владимир Мономах. Порой у него уже не было времени остановиться и оглянуться, подумать о жизни и о её тщете, как он делал когда-то, находя в этих мыслях радость и успокоение. Теперь всё в этой жизни бурно перемешивалось — и спасение Руси от страшного врага, и погоня за такой недостижимой для него общерусской властью, и борьба за влияние в окрестных державах, и противоборство с двоюродными братьями.

Л поздней осенью 1105 года, как обычно, после возвращения с летовища, дал знать о себе хан Боняк. Он вышёл к Зарубнинскому броду, неподалёку от Переяславля, прошёл по днепровскому правобережью сквозь земли дружественных Руси торков и берендеев, ограбил и пожёг их городки и станы. Снова выбрал Боняк удобное время — вот уже несколько месяцев киевская рать во главе со Святополковым воеводой, переяславская рать во главе с Ярополком, а также дружины Олега Святославича и полоцкого князя Давыда воевали Минск, где заратился и отказался признавать старших князей Глеб Всеславич Минский.

Боняк лишь краем задел переяславские земли и скорее пришёл сюда для того, чтобы посмотреть, как поведут себя русские князья, вступятся ли за своих союзников и успеют ли собрать силы для погони за ним.

Успеть за Боняком на этот раз не удалось. Теперь надо было ждать его на следующий год. Раз Боняк ожил, значит, он будет чинить зло уже постоянно и повсеместно.