Владимир Шаров: по ту сторону истории

Так вот зачем нужна нам (при всех утверждениях, что главным из искусств для нас является фейсбук, в крайнем случае – нон-фикшн) эта высокая словесность. Только вчитываясь, восстанавливая дух нашей общей трагедии, «выгрываясь» в нее, раз за разом переживая ужасные ее перипетии, мы сможем избыть нашу общую травму – последовательно: травму революции; травму Гражданской войны, где наши деды и прадеды, белые и красные, или переходя от белых к красным и наоборот, гибли (как мой на Перекопе в 1919‐м, о чем я всегда помню, и когда переезжала через перешеек, плакала); травму надежд и обрыва двадцатых, голодомора, ГУЛАГа, тридцатых, тяжелейшей войны и ее последствий, еще одного голода, «космополитов», врачей и так далее, через ХX век в XXI, с Грузией, Крымом и Донбассом.

Вот зачем нужно восходить – или спускаться – в мир Владимира Шарова.

ПРОСТРАНСТВО ШАРОВА И «ВЕЛИКАЯ ШАТКОСТЬ»

Анна Бердичевская

Никифор – Игнатию:

– Так живешь, как повелось испокон века, вроде не лучше, но и не хуже других. А потом, прямо где ты – шарахнет что-то огромадное, что-то несуразно большое и страшное. Ту же революцию возьми. Как к ней подстроиться, приладиться, никто ума не приложит. После еще долго в колею не войдет. Не захочет, а будет выламываться. От этого и мы в великой шаткости. Хуже ее нет ничего24.

Владимир Александрович Шаров умер 17 августа 2018 года. Незадолго перед кончиной он успел подержать в руках сигнальный экземпляр своего последнего, девятого романа. В день похорон вдова писателя Ольга Дунаевская дарила книгу друзьям – на прощание и на память… Я прочла «Царство Агамемнона» сразу, практически не отрываясь. Роман меня потряс.

Мне досталось немногим больше десяти лет дружбы с автором, виделись мы не часто и не только по дружбе, но и по издательско-литературным делам… впрочем, одно от другого отделить невозможно. Володя был человек необыкновенно ясного, можно сказать лучезарного, обаяния и ума; и слушал, и говорил, и занят своим писательством был как-то совершенно естественным образом, свободно, как дышал… Мне казалось, что ему, длинноногому и легкому, хорошо думалось и сочинялось на ходу, гуляючи, он это делал с удовольствием по любой погоде.

Историк по образованию, на моей памяти он вроде бы в истории и жил, причем сразу во всех временах. Со временем и с пространством у него были свои глубокие отношения.

За годы дружбы я прочла все, что у Шарова публиковалось. Но пишу сейчас не потому, что считаю себя знатоком его творчества. Повод в том, что, хотя Шаров в последние годы и успел получить вполне заслуженное признание в профессиональных кругах (в виде литературных премий «Большая книга» и «Русский Букер»), прочтен в родном отечестве он, на мой взгляд, недостаточно. («Царство Агамемнона» вышло числом 2500 экземпляров – таков нынче в России «неплохой тираж»…) В то же время про себя-то я знаю: весь свод его романов – огромная, важная, общероссийская, да и мировая новость. И мне хочется, чтоб эта новость не ушла в песок, была услышана. Особенно в наших северных палестинах…

Когда-то Андрей Битов, тоже любимый мною писатель, хотя и ни в чем на Владимира Шарова не похожий, коротко определил слово произведение: «это то, чего не было, а – есть». Того, что сказал в своих девяти романах Владимир Шаров, прежде действительно не было. Он не только обогатил читателя информацией, он, как Саваоф, создал мир, новый – многомерный. Как по формуле Эйнштейна E=mc², где энергия эквивалентна массе, так в мире Шарова пространство и время суть одно и то же. Прежде этого мира не было. А теперь – есть.

Вот примерно как это происходит у Шарова. Немыслимо огромный и разнообразный ландшафт поглощает людей. Это Россия. Пространство так необъятно, так ничем не ограничено, что приобретает качество времени: прошло две тысячи верст, и герои, шедшие разными тропами и в разных направлениях, – встретились как ни в чем не бывало… обычное дело!