Владимир Святой [3-е издание]

Летописец точно называет место стоянки русских войск: «Встал Владимир об он пол города, в лимени, далее града стрелище едино»^{266}. «Стрелище едино» — это расстояние полета стрелы. «Об он пол города, в лимени» — значит, в лимане (заливе), «по другую сторону от города». Так можно было сказать об одном из двух заливов вблизи Херсонеса — либо о нынешней Карантинной бухте, либо о Стрелецкой. И тот, и другой вариант возможен. Одни исследователи, исходя главным образом из особенностей местности (удобство Карантинной бухты как главной гавани Херсонеса, наличие пресной воды и т. д.), полагали, что ладьи Владимира вошли в Карантинную бухту, миновали город и остановились в самой глубине залива, на другой стороне от города

^{267}. Но к этому предполагаемому месту стоянки не вполне подходит определение «в стрелище»: оно было отделено от города высоким холмом, и стрелы, выпущенные из лука, не могли долетать непосредственно до города. Другие исследователи считали, что Владимир остановился вблизи Стрелецкой бухты. Она была менее удобна для византийских кораблей, но для легких челнов русов подходила вполне. Именно ее скорее всего корсуняне называли не «городским» заливом («лиманом»), а находящимся «об он пол града»^{268}

. Археологи обратили внимание на сохранившиеся следы военных действий в западной части города, примыкавшей к Стрелецкой бухте, что также может указывать на расположение вблизи нее стоянки русов. Однако следов самой стоянки Владимира не обнаружено, поэтому вопрос о ее местонахождении остается открытым.

Осада города носила изнурительный характер. Корсуняне, по свидетельству летописи, отчаянно защищались («боряхуся крепко из града»). «Владимир же обступил град. Изнемогли люди в граде, и сказал Владимир горожанам: “Если не сдадитесь, буду стоять и три года”. Они же не послушали того».

Лет за десять до корсунской войны в Византии был составлен военный трактат «О боевом сопровождении», или «О сшибках с неприятелем», в котором обобщался богатый боевой опыт императора-полководца Никифора Фоки. Последний указывал, что в каждом городе, который только может быть подвергнут осаде, каждый житель должен запастись продовольствием не менее чем на четыре месяца; следует также позаботиться о цистернах с водой «и обо всем остальном, что может защитить осажденных и оказать им помощь»^{269}. Требования Никифора, по-видимому, исполнялись — тем более в Херсонесе, пограничной крепости, выдержавшей за свою многовековую историю множество осад. К тому же Владимир едва ли мог обеспечить полную блокаду города и с моря, и с суши. Согласно позднейшему Житию князя Владимира особой редакции, некий доброжелатель русского князя из херсонитов, варяг по имени Ждберн (по-другому Жберн, или Ижьберн), так передавал Владимиру из осажденного города: «Если будешь с силою стоять под городом год, или два, или три, не возмешь Корсуня. Корабельники же приходят путем земляным с питием и с кормом во град». Это известие можно было бы посчитать позднейшим домыслом[72]

, если бы оно не нашло неожиданного подтверждения в археологических исследованиях средневекового Херсонеса. Оказывается, некий «земляной путь», знакомый «корабельникам», но совершенно неизвестный русским, действительно существовал. К югу от одной из калиток херсонесской крепости, в заболоченной низине, прилегавшей к упомянутой выше балке, археологи обнаружили древнюю дорогу, скрытно проложенную по особой насыпи. Зимой и весной, когда уровень воды в балке поднимался, дорога полностью уходила под воду; пользоваться ею было можно, но лишь человеку, хорошо знавшему местность^{270}. Известно, что Владимир по подсказке Ждберна повелел «перекопать» «земляной путь». Было ли это исполнено в действительности или рассказчик соединил предание о «земляном пути» с другим известием — о «перекопанном» Владимиром херсонесском водопроводе, сказать трудно.

Войско Владимира, конечно, не бездействовало в течение долгих месяцев осады. Опираясь на косвенные свидетельства позднейших русских источников, можно предположить, что ко времени окончания осады Владимир контролировал весь юг Крымского полуострова — от Херсонеса на западной его оконечности до Керчи на восточной^{271}. Вероятно, эти земли должны были обеспечивать продовольствием многочисленное русское войско.

Позднейшие русские источники (в частности, Никоновская летопись) рассказывают об активной внешнеполитической деятельности Владимира в период его пребывания в Крыму. Помимо послов «из Грек», Владимир принимал в Корсуни (или под Корсунью?) посольство «из Рима, от папы». «Тогда же пришел печенежский князь Метигай к Владимиру и, уверовав, крестился во Отца и Сына и Святого Духа»^{272}. Союз с какой-либо из печенежских «фем» на время корсунской осады был для Владимира крайне желателен. Однако мы не знаем, насколько достоверны эти известия летописца XVI века.