Владимир Святой. Создатель русской цивилизации

Здесь в «игру» вступают свидетельства современников-иностранцев. Прежде всего, упомянутый выше император Константин VII Багрянородный в своем обширном трактате «Об управлении Империей» сообщает, что еще при жизни Игоря Святослав правил в Новгороде. Представить, что Игорь и Ольга отпустили «княжить» в только что покорившийся (и недавно возникший) далекий град на северном порубежье двухлетнего мальчика, даже с надежной дружиной, – за пределами вероятия, почти абсурд. Помимо прочего, Святослав практически во всех источниках предстает как единственный законный наследник своего отца. Рисковать им почти во младенчестве даже ради Поильменья родители едва ли стали бы. Святослав между тем имел свою дружину и даже отправлял особого посла для заключения договора с Империей в 944 году.

Титмар Мерзебургский, немецкий хронист и современник Владимира, утверждает, что тот умер не просто «в преклонных летах», но «глубоким стариком». Можно ли было сказать такое о Владимире, если его отец родился в 942-м, а сам он, следовательно, – не ранее 956-го или даже 957-го – года? Шестьдесят лет уже могут быть признаны по средневековым понятиям старостью, но едва ли слишком «глубокой». По крайней мере, ничего исключительного, требующего указания на возраст, в такой кончине не было бы. Старость же Владимира отнюдь не бросалась в глаза. В 1008 году, по свидетельству другого немецкого современника и очевидца, он легко «спрыгивал» с коня. А от последнего брака, заключенного уже после 1011 года, имел ребенка. Само по себе ни то, ни другое ничего не говорит о возрасте. Однако показывает, что шестьдесят едва ли были б сочтены для Владимира очень уж «глубокой» старостью. Скорее надо думать о возрасте за шестьдесят или даже ближе к семидесяти. То, что Владимир до таких лет дожил – и тем паче сохранил бодрость телесную почти до самого конца – вот это действительно обратило бы на себя внимание современников.

Все эти рассуждения если не сокрушают, то серьезно подрывают версию галицкого летописца о том, будто Святославу было всего три года на момент гибели отца. Правда, совсем необязательно считать при этом выдумкой живописный летописный рассказ о юном князе, начавшем битву с древлянами. Речь вполне может идти о возрасте 10–12 лет, также вполне «детском» по древнерусским понятиям. Правда, и тогда встает вопрос – в каком все-таки возрасте родители отправили своего единственного наследника Святослава на княжение в далекий и вполовину еще непокорный Новгород? Может быть, стоит вспомнить, что о Владимире в брачных уже летах, причем при описании второго брака, владимирский летописец начала XIII века вполне четко и осознанно говорит то же самое: «детску сущу». Так же осознанно называл в своем житии «детским» Нестор 25 – 26-летнего князя Глеба Владимировича.

Что касается аргументов «от психологии» (почему доблестный воитель Святослав вышел из-под материнской опеки и начал ратные труды лишь в возрасте за тридцать или за сорок?), то они не вполне убедительны. У нас, к несчастью, просто нет надежного психологического портрета Святослава. Есть образ, скроенный из дружинных эпических преданий об идеальном вожде и из личной, более критической точки зрения нашего Начального летописца. Подлинное лицо князя можно лишь воссоздавать – но тогда уже с учетом всех показаний источников.

Это все, что известно и может быть выведено относительно времени появления на свет самого Святослава и его прославленного сына. Общий же вывод будет не слишком утешительный. Мы не можем установить, когда точно они родились. Все сообщаемые в летописях даты и сроки крайне ненадежны и сомнительны. Из вышесказанного ясно одно – Малуша родила Владимира еще до 955 года, самое позднее около того. Может, не в 942-м, а в 952-м? Драма, связанная с этим рождением, если и была, то осталась в прошлом, и Владимир занял место – пусть не очень почетное – в княжеской семье. К моменту ухода Святослава из Киева на вторую Болгарскую войну Владимиру было самое меньшее лет четырнадцать. По всем древнерусским понятиям, это уже совершеннолетие.

Новгород

Итак, нам неизвестно, насколько возрос Владимир к моменту новгородского посольства в Киев. Как бы то ни было, двигателем дальнейших событий летопись рисует не его самого, а его дядю и кормильца Добрыню Малковича. Добрыня определенно был старше своего племянника. Другой вопрос – насколько. Но это уже точно вопрос без ответа. Если о хронологии жизни русских князей тех лет мы имеем представления гадательные, то о хронологии жизни их приближенных – почти никаких.