Владимир Святой. Создатель русской цивилизации

Владимир не ограничился только строительством и укреплением градов. По его приказу отремонтировали, расширили и укрепили сами Змиевы валы. В результате они превратились в сплошную линию укреплений, в несколько рядов протянувшуюся по обе стороны от Днепра. Она связывала между собой отдельные грады. На вершинах земляных валов Владимир выстроил также сплошную, поражавшую протяженностью воображение современников, деревянную стену. Пространство вокруг валов и градов, по берегам рек патрулировалось, видимо, конными разъездами – теми самыми «заставами богатырскими», о которых вспоминают русские былины. Хранят былины память и о том, из каких краев съезжались богатыри ко двору Владимира. Недаром в число самых славных воителей Владимира Красное Солнышко эпос включил и Илью Муромца, и ростовца Алешу Поповича, а Добрыню Никитича превратил в уроженца Рязани. «Словене и кривичи, чудь и вятичи», – как в Начальной летописи. Правда, вероятно, и в другом – успех воина при дворе «робичича» Владимира мало зависел от его происхождения. Если не среди наместников во градах, то среди старших на заставах вполне могли попадаться дети простых «людей» и смердов – вроде былинного Ильи.

Меры Владимира приносили результат. По словам летописи, он «одолевал» печенегов. Правда, временами кочевникам удавалось и осаждать приграничные грады, и прорываться сквозь линии валов до южных окрестностей Киева. Но до стен самого Киева при Владимире их набеги не заходили. Сил, прорвавшихся сквозь валы, не хватало, чтобы угрожать столице Руси. Самые дальние набеги останавливали на подступах к стольному граду, на Стугне или в верховьях Ирпени. Возведенная Владимиром стена надежно защитила его державу.

Подлинной столицей Владимировой засеки на Левобережье стал Переяславль, который князь полностью, до основания, перестроил в 991 году. Своего князя здесь уже давно не было, зато имелась дружина с воеводой, теперь напрямую подчиненная Киеву. Владимир дал городу нового хозяина. Он принял решение расположить здесь митрополичий престол и поселил в Переяславле митрополита Леона. Тем самым подчеркивалась независимость духовной власти от светской, княжеской.

Говоря о строительстве Переяславля, это следует иметь в виду. Город возводился не только как главный, полный войск и открытый беженцам оплот против печенежских набегов – но и как памятник величия молодой Русской церкви. По всем этим причинам и оказался он самым большим из всех русских укрепленных градов. Его валы охватывали площадь примерно в 80 гектаров – почти в восемь раз большую, чем укрепления Киевской Горы. Дело в том, что в Переяславле – впервые на Руси – охвачены валами оказались не только крепость-детинец, где пребывали митрополит с воеводой, но и застроенный жилыми дворами «окольный город». В окольном городе Переяславля рядом с дворами торгово-ремесленного люда, как и в северном Новгороде, строились богатые боярские усадьбы. Для заселения огромного, по тогдашним меркам, города Владимиру едва ли хватило бы жителей округи. Вероятно, привлек он и переселенцев с северных земель. Переяславль под управлением Леона процветал, оправдывая свое первое место среди всех русских градов.

С появлением постоянного гарнизонного войска менялась роль и княжеской дружины. Дружинники по-прежнему оставались в первую очередь воинами. Но война переставала быть их единственным долгом. Теперь старшие дружинники, бояре больше времени проводили в Киеве при князе, как его советники и соучастники в делах власти. «Владимир любил дружину, – отмечает летописец, – и с ними думал о строении земском, и о ратях, и о уставе земном». Вместе с епископами и градскими «старцами» они помогали Владимиру управлять страной. Впрочем, «старцы» как особый слой постепенно исчезают. Дети полянских родовых старейшин-«господ» уже осознавали себя русами и служили в княжеской дружине. Наследуя влияние и богатства отцов, они превратились в княжеских мужей, в бояр.

Почтение Владимира к своей дружине выражалось и в знаменитых пирах. Каждое воскресенье вслед за пиром для духовенства и для нуждающихся наступал черед княжеских людей – бояр и телохранителей-гридней. Помимо них, на пир в княжескую гридницу приглашались старшины киевского ополчения – сотские и десятские, а также просто богатые и знатные, «нарочитые мужи». Пир по воле Владимира устраивался даже тогда, когда сам он присутствовать не мог. «Бывало на обеде том, – рассказывает летопись, – много мяса скота и зверей, и изобилие всего».

Как-то напившиеся дружинники стали роптать на князя: «Плохо то, что дают нам для еды ложки деревянные, а не серебряные». Ропот, конечно, был сущей наглостью. Но справедливости ради надо отметить, что дружинники уже насмотрелись на столовые приборы греков в Херсонесе. Владимир, услышав пьяные речи, немедленно повелел изготовить для дружины серебряные ложки. «Серебром и златом, – сказал князь, – не найду дружины. А с дружиной найду злато и серебро, как дед мой и отец доискались злата и серебра с дружиною».