Читаем Владимир Высоцкий полностью

Доска какая-то зажглась, —

И гноем брызнуло из глаз,

И булькнула трахея.

Он стервенел, входил в экстаз,

Приволокли зачем-то таз…

Я видел это как-то раз —

Фильм в качестве трофея.

Ко мне заходят со спины

И делают укол…

«Колите, сукины сыны,

Но дайте протокол!»

Я даже на колени встал,

Я к тазу лбом прижался;

Я требовал и угрожал,

Молил и унижался.

Но туже затянули жгут,

Вон вижу я – спиртовку жгут,

Все рыжую чертовку ждут

С волосяным кнутом.

Где-где, а тут свое возьмут!

А я гадаю, старый шут:

Когда же раскаленный прут —

Сейчас или потом?

Шабаш калился и лысел,

Пот лился горячо, —

Раздался звон – и ворон сел

На белое плечо.

И ворон крикнул: «Nevermore!» —

Проворен он и прыток, —

Напоминает: прямо в морг

Выходит зал для пыток.

Я слабо подымаю хвост,

Хотя для них я глуп и прост:

«Эй! За пристрастный ваш допрос

Придется отвечать!

Вы, как вас там по именам, —

Вернулись к старым временам!

Но протокол допроса нам

Обязаны давать!»

И я через плечо кошу

На писанину ту:

«Я это вам не подпишу,

Покуда не прочту!»

Мне чья-то желтая спина

Ответила бесстрастно:

«А ваша подпись не нужна —

Нам без нее все ясно».

«Сестренка, милая, не трусь —

Я не смолчу, я не утрусь,

От протокола отопрусь

При встрече с адвокатом!

Я ничего им не сказал,

Ни на кого не показал, —

Скажите всем, кого я знал:

Я им остался братом!»

Он молвил, подведя черту:

Читай, мол, и остынь!

Я впился в писанину ту,

А там – одна латынь…

В глазах – круги, в мозгу – нули, —

Проклятый страх, исчезни:

Они же просто завели

Историю болезни!

1975

II. Никакой ошибки


На стене висели в рамках бородатые мужчины —

Все в очочках на цепочках, по-народному – в пенсне, —

Все они открыли что-то, все придумали вакцины,

Так что если я не умер – это все по их вине.

Мне сказали: «Вы больны», —

И меня заколотило,

Но сердечное светило

Улыбнулось со стены, —

Здесь не камера – палата,

Здесь не нары, а скамья,

Не подследственный, ребята,

А исследуемый я!

И хотя я весь в недугах, мне не страшно почему-то, —

Подмахну давай, не глядя, медицинский протокол!

Мне приятен Склифосовский, основатель института,

Мне знаком товарищ Боткин – он желтуху изобрел.

В положении моем

Лишь чудак права качает:

Доктор, если осерчает,

Так упрячет в «желтый дом».

Все зависит в доме оном

От тебя от самого:

Хочешь – можешь стать Буденным,

Хочешь – лошадью его!

У меня мозги за разум не заходят – верьте слову, —

Задаю вопрос с намеком, то есть лезу на скандал:

«Если б Кащенко, к примеру, лег лечиться к Пирогову —

Пирогов бы без причины резать Кащенку не стал…»

Доктор мой не лыком шит —

Он хитер и осторожен:

«Да, вы правы, но возможен

Ход обратный», – говорит.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэты 1840–1850-х годов
Поэты 1840–1850-х годов

В сборник включены лучшие стихотворения ряда талантливых поэтов 1840–1850-х годов, творчество которых не представлено в других выпусках второго издания Большой серии «Библиотеки поэта»: Е. П. Ростопчиной, Э. И. Губера, Е. П. Гребенки, Е. Л. Милькеева, Ю. В. Жадовской, Ф. А. Кони, П. А. Федотова, М. А. Стаховича и др. Некоторые произведения этих поэтов публикуются впервые.В сборник включена остросатирическая поэма П. А. Федотова «Поправка обстоятельств, или Женитьба майора» — своеобразный комментарий к его знаменитой картине «Сватовство майора». Вошли в сборник стихи популярной в свое время поэтессы Е. П. Ростопчиной, посвященные Пушкину, Лермонтову, с которыми она была хорошо знакома. Интересны легко написанные, живые, остроумные куплеты из водевилей Ф. А. Кони, пародии «Нового поэта» (И. И. Панаева).Многие из стихотворений, включенных в настоящий сборник, были положены на музыку русскими композиторами.

Антология , Евдокия Петровна Ростопчина , Михаил Александрович Стахович , Фёдор Алексеевич Кони , Юлия Валериановна Жадовская

Поэзия
Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия