Владимир Высоцкий без мифов и легенд

М.Влади помогала при этой работе художнику. В своих воспо­минаниях она напишет: «Уже ночь. Я включаю нашу настольную лампу. Золотистый свет смягчает твое лицо. Я впускаю скульптора, который поможет мне снять посмертную маску».

Конечно же романтичнее и таинственнее снимать посмертную маску самой и ночью, тем более когда тебе помогает скульптор...

И с меня, когда взял я да умер,

Живо маску посмертную сняли

Расторопные члены семьи...

Васильев изготовил три гипсовых маски, пометив каждую из них, чтобы не было подделок. Потом были заказаны бронзовые ко­пии, тоже в трех экземплярах. Одну из гипсовых масок Ю.Василь­ев подарил своему другу профессору Л.Делюсину, который долгое время входил в худсовет Театра на Таганке; вторая гипсовая мас­ка — в Музее Высоцкого; третью маску Васильев передал В.Золоту­хину. Позднее были отлиты три бронзовые маски. Одна из них — во Франции у М.Влади, вторая — в семье друга Высоцкого и доверен­ного лица Влади Артура Макарова. Третья маска исчезла из сейфа в театральном кабинете Ю.Любимова.

В.Янклович: «Потом Марина вдруг говорит — все-таки каких-то вещей она не понимает:

—   Ты не можешь организовать, чтобы мне отдали Володино сердце? Я хочу увезти его с собой.

—  А как ты реально себе это представляешь?

—  А так — пусть хирург вырежет сердце, а я увезу его с собой.

Я буквально в шоке! Бегу к Любимову. Мы с Любимовым пыта­емся ее убедить, что у нас так не принято. А она нас даже не слуша­ет... Любимов уговаривает ее, говорит, что у нас это никто не пой­мет и т. д. А она отвечает:

—  А мне-то что, что у вас не поймут. Это же — мое! Его я ос­тавлю здесь, а сердце хочу взять с собой...»

Через несколько лет Влади издаст книгу своих воспоминаний о Высоцком, которую тоже «не все поймут». И опять она скажет: «А мне-то что, что у вас не поймут. Это же — моя книга!» На упре­ки тех, кто уличит ее в явной неправде, она ответит, что писала не воспоминания, а художественное произведение....

Л.Сульповар: «Поздно вечером 26-го, уже ночью, мы разгова­ривали с Мариной... Она рассказывала, что Володя не помог ей по­хоронить сестру... Что он «сорвался» в Париже, просто исчез... И на­счет госпиталя и лечения тоже говорила...

—  Я ни физически, ни морально не могла это выдержать... Про­сто уже не было сил...»

Марина встречала пришедших выразить соболезнование. На кухне был накрыт стол: вино и легкие закуски...

Пришел В.Баранчиков — врач, с которым Высоцкий дружил последние восемь лет.

В.Баранчиков: «Я приехал на Малую Грузинскую 27 июля. Си­дели на кухне с Мариной — пили вино... И мне, честно говоря, не понравилось, как вела себя Марина...

—  Да, Володя... А я ведь его уже похоронила... Он умер для меня полгода назад!

—  Марина, что ты говоришь?!

—  Да что вы носитесь со своей русской сентиментальностью... И что бы он был без меня — я ему показала весь мир...»

Приехал из Ленинграда Кирилл Ласкари. Прямо с вокзала — на Малую Грузинскую. У Марины нашлись успокоительные слова и для него:

—  Ты знаешь... Кириль... Володя говорил, что никогда ему не было так хорошо и спокойно, как тогда у тебя...

Пришел Г.Полока. Пришел проститься и за песней для фильма: «Марина, вся в черном, долго искала в куче его рукописей нашу пес­ню. Нашла, и мой помощник торопливо переписал ее. И все...»

Поздно вечером 27-го привезли гроб...

Этот гроб был из серии изготовляемых по специальному за­казу — так называемая «шестерка», — в которых хоронили членов правительства и Политбюро. Через два года в таком гробу увидят граждане СССР Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильи­ча Брежнева.

Марина провела всю ночь возле мужа. Час просидела совер­шенно одна, попросила, чтобы никто не входил...

28 июля — день св. Владимира...

В четыре часа утра Высоцкого положили в гроб и снесли вниз в холл. Играет квартет студентов консерватории... Проходит крат­кая панихида. Были мать, отец, Марина Влади, сыновья, Людмила Абрамова, Оксана, другие родственники, друзья, соседи, никому не известные люди, пришедшие с улицы... Гроб с телом перевозили в театр в реанимобиле.

В пять часов белый гроб установили на высокий постамент в середине сцены, ногами к залу, изголовье приподнято. Сцена у гроба почти до рампы завалена букетами цветов. Над изголовьем — зна­менитый темно-коричневый вязаный ажурный занавес из «Гамле­та», собранный наподобие паруса, подобранного к рею, напоминал раскрытые крылья ворона. Прямо над гробом — большая фотогра­фия Высоцкого. Он смотрел с нее спокойно, чуть вопросительно, как будто на себя теперешнего, на гроб и одновременно на каж­дого сидящего или проходящего через зал. Фотография была сде­лана недавно — в сентябре 1979 года во время тбилисских гастро­лей театра...

Первый венок у гроба был от Камерного театра. Его поставил Александр Подболотов.

Задолго до начала панихиды пришли Николай Губенко и Жан­на Болотова. Они просидели около двух часов, не вставая...