Владимир Высоцкий. По-над пропастью

В самом деле, все получилось без лишней суеты и проблем. Неделя — целая беззаботная неделя! — в прелестном старом городе Таллине. Чудесная, почти летняя погода. Мати и его жена Алиса оказались хорошими гидами, знали, куда повести гостей, что показать: Вышгород, Ратушная площадь, парк Кадриорг... Каждый кабачок, ресторанчик был своебразен и уютен — «Мюнди баар», «Кянну Куук».. А варьете «Астория»?.. Ночные прогулки по узким улочкам. Один из вечеров был посвящен сауне на окраине Таллинна, в Мяннику, в окружении соснового леса. А в подвале там был оборудован тир, где можно было пострелять из старинных арбалетов...

— Ну, а делом когда займемся? — устав от отдыха, спросил Владимир.

— Завтра. Студия уже заказана. Я за вами заеду в гостиницу в двенадцать.

Когда Тальвик приехал в «Таллин», в номере Высоцкого на столе уже лежало три листа бумаги.

— Мати, я тут кое-что набросал для передачи. Посмотри. Пусть эго будет называться «Маска и лицо», хорошо? Там примерно все, о чем мы говорили в Москве...

Тальвик взял листки, профессионально быстро пробежал наи- Ососою «Готовый сценарный план! По нему и пойдем...»

В студии было тепло, если не сказать жарко. Марину усадили в кресло сразу за камерами. Высоцкий предложил:

— Начало сделаем такое: в камере — ведущий и актер. Представь скромно: «У нас в гостях — актер Московского театра на Таганке Владимир Высоцкий...» Ну, парочку вопросов о биографии, только творческой, хорошо?..

Запись делали без перерывов, уложились в пятьдесят пять минут. Потом посмотрели на мониторе — все остались довольны...

А завтра вновь была Москва и знакомые таганские подмостки, «Гамлет» прошел как надо. Веня Смехов смотрел из зала, похвалил: «Великолепно».

Потом на юбилейной афише 400-х «Антимиров» Высоцкий ему написал:

Только Венька — нету слов! —Четыре-Старожил Антимиров!

Хотя каламбуры это, конечно, Смехова парафия. Как он однажды выдал, увидев гигантскую люстру: «Какой светильник раз ума повис!»?!. Гениально! Этому не научишься, это свыше...

— Зато рифмы у тебя случаются просто потрясающие, — утешала Высоцкого Белла Ахмадулина.

В их отношениях с Беллой присутствовал элемент нежного обожания. Она рассказывала: «Со мной он всегда радовался, блистал... При мне он нисколько не тушевался. Я уверена, свое место он знал и знал, что место это единственное. Но при этом он искал суверенности, независимости от театра, от всего, чему он что-то должен. Ему, конечно, более всего хотелось писать... Он был замечательным артистом, прекрасным человеком — добрым, милым, щедрым. Но полагал он себя, прежде всего, поэтом. И был абсолютно прав. А место его в литературе — оно одно, оно уникально...»

Даря Высоцкому свой сборник «Стихи», Ахмадулина написала: «Володя, как я люблю тебя! Как я счастлива, что — ты! Марина, моя нежность к тебе, мое безмерное восхищение — как объяснить? Люблю. Целую. Белла».

Он после ей ответил:...И пели мы Белле.

Молчали мы Белле.Уйти не хотели,Как утром с постели...Идите смягчиться не к водке, а к Белле!.

Вспоминая Высоцкого, Ахмадулина грустила: «...Вот на этих ступеньках он сидел, читая нам стихи и совершенно искренне горюя об их неиздании. Я очень старалась ему помочь, пробить туманное и непонятное сопротивление официальных лиц. Но что я могла... Я иногда шутила: «Володька, меня скоро выгонят из Союза писателей, иди на мое место»... А как ждал Володя своей книги при жизни, как удивительно наивно, по-детски хотелось увидеть ему свое слово напечатанным...»

Постепенно он, как строгий редактор, стал выстраивать свои выступления, как небольшие стихотворные сборники. Обязательно повторяя при этом: «Мой цензор — моя собственная совесть...»

В компании друзей-приятелей он пел что попросят или пробовал совсем новые песни, проверяя их реакцию на его стихи, Волнует ли тема, удачен ли ритм, точны ли слова, сравнения, акценты. На публичных выступлениях четко определял последовательность исполнения, начиная с ударного, легко узнаваемого, «братские могилы», например, звучали в начале чаще всего. Дальшe — две-три песни серьезные. Потом постепенный переход к шуточным, а затем — вновь резкая смена тематики — в зависимости от настроения аудитории и своего собственного. И кода — тоже что-то такое, с восклицательным знаком — «Парус» или «В суету городов...».

И главное — быть предельно собранным, держать себя в руках, помнить:

Я весь в свету, доступен всем глазам, —Я приступил к привычной процедуре:Я к микрофонам встал, как к образам..Нет, нет! Сегодня точно — к амбразуре.

И — все. Эта последняя песня, как перевернутая последняя страничка. Не надо просить продолжения, я спел все, что хотел. В следующий раз будет по-другому.