Владислав Листьев. Послесловие…

По словом А. Любимова, «намерение мэра столицы Юрия Лужкова уйти в отставку, если Геннадий Пономарев и Владимир Панкратов не будут восстановлены в должностях прокурора города и начальника ГУВД, вызывает серьезную тревогу, она может повлечь плохие последствия». А. Любимов полагает, что «отставки в наше время — не самый лучший способ решения проблемы, нужно договариваться».

«Прискорбен сам факт, что светлая память о нашем друге омрачается бессмысленными политическими перестановками, смакованием в прессе малограмотных версий и бесконечными заявлениями и инициативами. В России принято, что душа усопшего отдыхает по крайней мере 9 дней», — сказал А. Любимов.

«Интерфакс», 7 марта 1995 года.

АНДРЕЙ КАЛИТИН. После смерти Листьева тут же началась политическая игра. При нынешней власти реальное расследование этого дела невозможно. Только при наличии определенной политической ротации, замене одних фигур другими.

АЛЕКСАНДР ПОЛИТКОВСКИЙ. Влад всегда был аполитичным человеком, и когда мы говорим про политическую версию убийства Влада, то создаем зачастую некие легенды, которые всегда окружают известную личность. Сам по себе Влад — замечательный, прекрасный человек, гуляка-парень, с которым было приятно и весело проводить время, выпивать, разговаривать. По-моему, политика тут ни при чем. Я уверен: если бы Влад вел более открытую жизнь, общался с нами, он мог бы избежать страшного исхода.

АЛЕКСАНДР ЛЮБИМОВ. Владик делал замечательные передачи, умел воплощать проекты — и это главное. На самом деле таких людей несравненно меньше, нежели администраторов, каковым Владу приходилось быть и с чем он порой не справлялся. То, что он был неважным организатором, возможно, сказалось в происшедшей трагедии. Есть ситуации, которые в бизнесе считаются агрессией. Например, не отзвонить кому-либо, если обещал. Это считается ответом, а не оплошностью. У Влада было много начинаний по бизнесу, и, судя по оставшейся в компании документации, там было кое-что вызывающее вопросы. Безусловно, он пытался развивать компанию, но отношения строились порой не по очень понятным правилам. Хотя я уверен, по этим же правилам еще лет десять будут жить 90 процентов активного населения России. Дело не в криминале. Дело именно в схемах по бизнесу.

ИГОРЬ УГОЛЬНИКОВ. Да, наверное, жизнь Влада не была такая уж правильная. Но он убиенный. А мы для себя никаких выводов не делаем. Мы не учитываем чужой опыт. Жизнь Влада закончилась не только многоточием. Восклицательный знак, вопросительный знак и долгое многоточие в финале. Очень много знаков. Знаковая смерть...

МИХАИЛ МАРКЕЛОВ. Это было не просто знаковое убийство. Всем нам показали, у кого власть в стране.

Иными словами: те, кто убил Влада, не хотели терять свои I политические позиции, которые, в свою очередь, приносят колоссальные деньги. Произошло переплетение интересов. Люди смотрели в перспективу. Что можно сделать? Первое: человека можно запугать, второе: купить, третье: убить. Первые два варианта в случае Листьева отпадали напрочь. В любой западной стране, с любой мафией, люди все же по-другому определяют свои позиции. Они пробуют все методы. Устранение всегда самая крайняя мера. А у нас сначала убивают, а потом разбираются.

АНДРЕЙ МАКАРОВ. Я совершенно уверен, что следствие располагает точными данными о заказчике. Они знают, кто убил. Но для завершения следствия нужна политическая воля. Дело в том, что наши генеральные прокуроры начинают бороться с коррупцией только после того, как их сняли с работы. Для Скуратова, например, все эти громкие дела были только способом лавирования в политической игре. Решение по делу Листьева принималось, конечно, не следователями, а на гораздо более высоком уровне.

АЛЬБИНА. Чтобы заказчики Влада были названы, это должно быть выгодно кому-то из людей, обладающих реальной властью. Спекуляции я почувствовала с первого дня. Для состояния нашего общества такое циничное положение абсолютно закономерно. Я и тогда ощущала закономерность происходящего. Ничего другого ждать не приходилось. Как бы цинично к этому ни относиться. Я-то как раз обладаю здоровым цинизмом, и все-таки даже для меня это было тяжело.

* * *