Владычица морей

Сибирцев тогда подумал, что он, как и большинство военных, питает отвращение к буржуазии и всему буржуазному. Но объяснять не стал. Только теперь задумался, не пора ли отбрасывать офицерские предубеждения. Хотя вряд ли когда-нибудь в России офицерство будет сторонником буржуазии. Может быть, в недооценке торговли наша слабость. Алексей видел американских коммерсантов даже на военных кораблях, пришедших в Японию, как представителей банков и фирм.

— A-а! Здравствуйте, господин Сибирцев! — входя, любезно сказал господин в казацких усах, толстячок. Этот был радостный, веселый.

Серьезный господин, похожий на ученого, что-то сказал своему коллеге и удалился.

— Вы были арестованы в Гонконге?

— Да.

Это был единственный опасный вопрос. Раздуют ли из этого дело? Ждать всего можно.

— Ха-ха-ха-ха! За что же? Кажется, пленных зря не подвергают арестовыванию. Это не в горах Азии! Вас посадили в карцер для провинившихся, а не в яму, как в горах на Кавказе. Вот сделайте любезность, прочтите, что написано. Ваше имя упомянуто в прошлогоднем французском морском журнале. Коротенькая заметочка. Вы компрометируете себя. Признайтесь, за что, право…

— Объяснений мне не было дано. Может быть, насторожил мой интерес к колонии.

— Зачем же было интересоваться? Какие были у вас знакомства?

— Мы не могли пренебрегать американцами, которые написали о нашей судьбе в Россию его сиятельству графу Нессельроде.

Хорошо, что они, кажется, ничего не знают о моих подлинных знакомствах!

— Зачем вы жили в Японии в городе Симода?

— Я явился туда после кругосветного путешествия на корабле «Диана» с адмиралом и послом, ныне графом Путятиным, для участия в переговорах, по долгу службы.

— Почему вас так быстро выпустили из-под ареста в Гонконге? Какие обязательства вы на себя взяли?

Все же они что-то слыхали. Знают про изучение китайского языка. Какие-то есть у них сведения, кроме вычитанных в «Новостях флота».

— Не правда ли, кому даются иностранные языки, тому и иностранные женщины даются, и их язычки развязываются?

— Я полагаю, что напротив, — ответил Сибирцев.

— То есть?

— Кто ничего не изучает, тот и для общества не представляет интереса.

— Ах, так! У нас есть сведения, что английский штаб проявлял к вам серьезные интересы, вас хотели склонить стать шпионом?

Алексей ответил, что просит не задавать таких вопросов.

— Почему вы так долго прожили в Лондоне и так поздно вернулись после войны? Алексей объяснил.

— Герцену посылали письма? Ха-ха-ха! Познакомились? Ну, что у Александра Ивановича нового в редакции «Полярной Звезды»?

Хотел бы ответить: «Слышал только, когда вернулся в Россию, что государь читает его издания».

— Вы всюду говорите о необходимости получить удобный выход России на Тихий океан. Это ваши мысли или Герцена? Или вы их от кого-то слышали? Направления совпадают. Согласны?

— Да.

— Вы полагаете, что правительство плохо управляет, если вы желаете стать автором подсказок? Чем объяснить ваши разговоры о желательности сближения с Америкой? Вы говорили, что Амуру надо торговать с Калифорнией?

— Да. Это верно! Но вам-то что!

— Смело! А чье это мнение, будто правительство желает, чтобы на Амуре было захолустье и каторга?

— Вы говорили, что через Сибирь надо построить железную дорогу? Вы желаете обратить на себя внимание, осуждая правительство, опережая его планы? Нам нужна дорога через Сибирь, ожидаются новые указы государя о реформах и созданы комитеты. Зная, что об этом писано эмигрантами, вы не постарались сдержаться, как офицер, хотя бы временно, до решения государя. Как умный человек, имеющий обо всем свое мнение, вы не можете не быть замешанным. Не могут же вам нравиться наши порядки и правительство.

Невельской выслушал про пустые хлопоты чиновников Третьего отделения и так расхохотался, что Екатерина Ивановна, молоденькая рыжеватая дама, пришла в кабинет.

Геннадий Иванович только на днях возвратился из Англии и рад был принять Сибирцева.

Сказал, что дела завязываются во всю ивановскую, ездил делать заказы, как частное лицо, как глава и директор вновь учрежденной «Компании Амурского пароходства и торговли». Стал рассказывать о фирмах и доках.

Он в высоком крахмальном воротничке, в узком сюртуке с иголочки; выстрижен машинкой, выглядит щеголем.

— Честному моряку невозможно вести дела с современными коммерсантами! — снисходительно улыбаясь, сказала Екатерина Ивановна, приглашая к столу. — Геннадию Ивановичу предложили взятку! Как вам это понравится?

— «Мы вам записали цену на две тысячи фунтов больше, чем договаривались!», «Почему?», «Разница будет вам».

Алексей подумал, чего стоило Геннадию Ивановичу сдержать свой капитанский характер.

Про него приходилось слышать, что, наводя на востоке порядок на китобоев, он не давал им грабить и сам становился им подобен, брал шкиперов за бороды, без различия наций, к каким бы цивилизованным ни принадлежали, и плевал им в морды, как сами они дикарям. Человек света, образованнейший из моряков, друг Пущина и воспитатель великого князя Константина! Видно, тяжко ему было, так не владел собой и свирепел.