Власов против Сталина. Трагедия Русской освободительной армии, 1944–1945

Уже один взгляд на внешнюю структуру Комитета освобождения дает представление о том, что его активность должна была проявляться в иных направлениях, чем «шпионаж, диверсии и террор», как внушают советские публикации. Так, в частности, тезис Тишкова утверждает, что Власов видел свою задачу в первую очередь в том, чтобы рекомендовать фашистам методы еще большей эксплуатации русских рабочих, находящихся в сфере германского влияния, и еще более эффективные меры повышения производительности их труда, а именно за счет урезания продовольственных рационов и предоставления худших помещений тем, которые не выполняли свои нормы [897]. Не в последнюю очередь в этом образе действий и проявлялась измена Власова интересам «советского» народа. Точно так же, как восточных рабочих, он якобы подвергал новым мучениям и военнопленных. Мол, пропагандисты РОА выдавали гестапо членов Коммунистической партии, политработников, сотрудников особых отделов и вообще всех антифашистски настроенных военнопленных. Вдобавок тяжелое положение военнопленных использовалось для того, чтобы путем обмана, угроз или применения насилия побудить их «к переходу на сторону врага». Естественно, не обходится без указания на то, что «подавляющее большинство находившихся в плену советских людей» «оставались верны своей Родине» и предпочитали скорее «принять издевательства, пытки и даже смерть», чем изменить советской власти [898].

Тишков и Титов, которые и в других случаях постоянно противоречат себе, тем самым ставят вещи с ног на голову. Ведь Советский Союз (Японию можно оставить без внимания) был единственным государством на свете, которое объявило уже само пленение своих солдат опасным преступлением. Следовательно, вообще больше не было нужды побуждать военнопленных к измене, т. к. они уже из-за факта своего пленения считались перешедшими на сторону врага и тем самым изменниками советской власти. Здесь нет необходимости и еще раз напоминать о том, как с ними обращались после войны [899]. Немногим лучше обстояло дело с восточными рабочими, которых советское правительство обвиняло в «сотрудничестве с оккупантами» и, соответственно, притесняло как «пособников фашистов», хотя их чаще всего принуждали к работе в Германии суровыми и даже жестокими методами [900]. Поучительным примером отношения к этим людям является случай в лагере восточных рабочих Краппамюле, расположенном у восточной границы Верхней Силезии, на реке Малапане [Мала-Панев. – Примеч. пер.

] [901]. 20 января 1945 г. советские танки достигли района этого лагеря, населенного русскими и украинцами. О том, что произошло далее, в русской печати сообщалось следующее: «Советские танкисты, увидевшие выбегающих соотечественников, прервали свое движение. У одного из танков открылся люк. Из него показался командир. Не покидая танка, он приказал всем находящимся в лагере собраться на лагерном плацу. Когда большинство живущих в лагере, в основном девушки и женщины, а также старики и эвакуированные дети, собрались, танки внезапно открыли по ним огонь из пулеметов. Тех, кто пытался убежать, преследовали на танках и давили гусеницами. В течение немногих минут были уничтожены несколько сот человек». То, что здесь, очевидно, имел место не единичный случай, хотя и особенно вопиющий, вытекает из обсуждения положения на фронте в Ставке фюрера 27 января 1945 г. А именно, Гитлеру сообщили, что Советы, помимо пленных добровольцев, «убивают и русских рабочих, которые работали у нас. Доказательства у нас уже есть. Они их всех убивают» [902]. Из восточных рабочих, попавших в руки советских властей после войны, видимо, только меньшинству (согласно оценкам, 15–20 %) разрешили вернуться в родные места. Большинство из них было депортировано или наказано каким-то иным образом [903].

Уже принципиальная позиция советского правительства в отношении около 6–7 миллионов восточных рабочих и 1,5 миллиона военнопленных выдает лицемерие жалоб советской стороны на мнимое издевательство генерала Власова над этими людьми. А проявленное Тишковым и Титовым участие к судьбам советских граждан, находившихся в руках немцев, представляется по этой причине не просто голословным, оно и фактически ни в коей мере не оправдано, т. к. Власов в действительности с самого начала посвящал русским соотечественникам все свое внимание и заботу. КОНР как раз мог считать своей заслугой, что предпринимал все возможное, чтобы изменить участь этих людей, записанных собственным правительством во враждебные элементы, покинутых всем миром и живших чаще всего в жалких условиях. Что было конкретно предпринято в этом отношении, должно стать предметом хотя бы краткого рассмотрения.