Власть без славы

Выйти из дружных рядов борцов «за здоровый образ жизни» я смог только после описанного в следующей главе выдвижения на пост председателя Совета Союза Верховного Совета СССР. В первый же день после выборов, когда М. С. Горбачев, ставший уже и президентом СССР, поздравлял меня, я стал убеждать его в том, что теперь мне ну никак нельзя возглавлять общественные организации — ни Союз журналистов СССР, ни общество борьбы против пьянства и алкоголизма. Горбачев неожиданно быстро согласился:

— Да, теперь тебе это неудобно.

Я написал соответствующие заявления, провел пленумы в обоих обществах. Все! Освободился! Не припомню другой своей деятельности, от которой я освобождался бы с такой детской радостью.

Как известно, антиалкогольная кампания дожила до 1991 года и тихо скончалась. Пить на Руси меньше не стали, культура питья не повысилась, «зеленый змий», отлежавшись в подвалах и погребах, так и остался лучшим другом советского человека. Очередная гора наших громогласных кампаний родила очередную мышь.

Глава 6. Ночной звонок

Неисповедимы пути господни… Так говорим мы о путях судьбы, о наших собственных путях. Неисповедимы…

В один из дней середины марта 1990 года (точнее бы сказать: суток), уже близко к полуночи я еще оставался на работе. Это были очень тихие, любимые мною часы. Москва, ее бесчисленные конторы замирали, устав от бурной бюрократической суеты и демонстрации деловитости, которую один из отечественных социологов метко назвал антитрудом. На домашних кухнях шло семейное обсуждение прямых телевизионных трансляций с заседаний нового парламента СССР. Замолкли мои многочисленные телефоны, и я из члена Верховного Совета СССР снова превратился в главного редактора газеты «Известия». Статус газеты государственной, близкой к высшим эшелонам власти, которую коллектив редакции сделал одной из самых крупных и, пожалуй, самой влиятельной из советских газет, привлекал к ней особое внимание как в республиках Союза ССР, так и во всем мире. Но тем больших внимания и самоотдачи она требовала от меня, заставляя просто разрываться между Верховным Советом и редакцией. В конце концов я выработал странный распорядок дня: с утра к 8.30 — в редакцию, к 10.00 — в Кремль, на сессию парламента, в 14.00, когда на сессии объявляется перерыв на обед, — снова в редакцию, в 16.00 — в Кремль, в 18.30–19.00 — опять в редакцию. С этого момента можно было уже не спешить, спокойно заняться подготовкой завтрашнего выпуска «Известий» и другими редакционными делами.

Понятно, что такой темп и такой стиль жизни изматывали до предела, не давали продохнуть, и я думал только о том, чтобы на очередном съезде народных депутатов попасть под ротацию и уступить свое место в Верховном Совете кому-нибудь другому. Пока же приходилось «сидеть на двух стульях», только так можно было более менее надежно контролировать газету и серьезно работать в парламенте, где впервые в истории нашей страны разворачивалась перед депутатами, а через телевидение — и перед всем народом многоактная драма большой политики.

Но вернусь в тот поздний мартовский вечер. Среди тринадцати телефонов правительственной, обычной городской и внутренней связи стоял белый телефон без диска — так называемый «СК», то есть «специальный коммутатор», по которому можно было практически мгновенно связаться с любым из членов высшего руководства страны, в какой бы точке земного шара он ни находился. Это была, и, наверное, остается сегодня самая защищенная система связи, по которой разрешались разговоры на темы, обозначаемые грифом «совершенно секретно». Я этим телефоном ни разу не пользовался, во-первых, потому, что, как всякий журналист, не любил секретность, а во-вторых, для любых выходов «на верха» достаточно было других систем правительственной связи.

В этот вечер я впервые услышал, как «поет» аппарат «СК» — как будто очень часто кукует кукушка. Схватил трубку: Лукьянов.

— Сейчас тебе будет звонить Михаил Сергеевич, — сказал он. — Не вздумай отказываться.

И, видимо, торопясь освободить линию, положил трубку. Я не успел его спросить, почему будет звонить Горбачев и от чего не надо отказываться.

Президент позвонил сразу же — возможно, Лукьянов разговаривал со мной из его кабинета. Поздоровались. Спросил, как идут дела, какая обстановка в редакции, как я оцениваю работу парламента. Я насторожился, понимая, что Горбачев в свойственной ему манере готовится к главному вопросу. И действительно, после нескольких «подготовительных» фраз президент сказал:

— Ты, конечно, понимаешь, что Примаков теперь должен сосредоточиться на работе в Президентском совете. Значит, ему придется уйти с поста председателя Совета Союза. Есть мнение: представить членам палаты твою кандидатуру вместо него. Как ты к этому относишься?

Существовали неписаные правила: «есть мнение». Чье? Уже обсуждено и решено, или это просто личная позиция? Спрашивать не полагалось. Не полагалось и отказываться, если «мнение» уже есть. Во всяком случае, отказываться прямо.