Власть и масть

– С Лосем.

– Сегодня игра есть?

– Да, в шесть часов.

– Веди меня к нему… Попробую отыграть твой долг.

Последующие два дня Толян самоотверженно рубль за рублем отыгрывал чужой долг, ничего не потребовав у него взамен. А когда была отыграна последняя копейка, жестко посоветовал:

– Не умеешь играть, не берись. Так ведь и очко можно продуть!

Данный совет Фомич запомнил на всю жизнь, так и не взяв впоследствии в руки колоду карт. И лишь позже Кирилл понял, почему Истягин поступил именно таким образом, рискуя собственной репутацией: для него, уже зрелого мужчины, они были все теми же беззащитными пацанами, которых следовало уберечь от беды.

Сбросив цепочку с двери, Кирилл отошел в сторону, пригласив войти в комнату незваных гостей. Один из пришедших был худощавый, как придорожная тростина, невероятно костлявый, со светло-желтой прилизанной шевелюрой. Без конца улыбаясь, он вызывал у Фомича раздражение. Другой, напротив, был огромного роста и очень угрюмый, как нависший над рекой утес. Едва помещаясь в прихожей, он чувствовал себя крайне неловко, что прятал за напускной суровостью.

– Мамонт, – худощавой рукой показал на громилу, стоявшего неподвижно в сторонке. – Блондин, – ткнул себя пальцем в грудь. – А тебя мы знаем, Фомич!

– Так что там насчет Толика? – напомнил Кирилл, когда гости прошли в комнату и удобно расположились на мягких стульях.

– Толик-то, – улыбка Блондина сделалась еще шире, и это Фомичу не понравилось совсем. Он вообще с большой настороженностью относился к людям, скалившимся без особой на то причины. – А с ним все в порядке. Узнал, что наведаюсь к тебе, просил передать привет.

Фомич смолчал. Следовало понять, какого дьявола они завалились к нему в квартиру. По крайней мере не для того, чтобы передать сомнительный привет. Блондин мог и соврать, ведь многим было известно о его дружбе с Толей Истягиным, но приходилось делать вид, что все склеилось.

– Где сейчас Толик? – после длительного молчания спросил Кирилл.

– А где же ему еще быть? У барина парится! Да ты не грусти, через годик-другой откинется.

– У вас больше нет ко мне дел?

Толстяк громко загоготал, Блондин лишь сдержанно улыбнулся. Разговор настраивался на серьезный лад.

– Разумеется, что нет. Разве что вот такая мелочь, ведь хату генерала Саторпина ты вскрыл?

Опасения всецело оправдались. Вот оно главное! Альтруизмом здесь и не пахло.

В какой-то момент Фомич осознал, что его подловили, уж слишком очевидными стали перемены на его лице, зато улыбка Блондина сделалась еще более слащавой, приклеившись намертво. В какой-то момент Кирилл испытал большое желание подойти к нему и сорвать приторный оскал вместе с кожей.

– И что с того?

– Так ты признаешь это? – нажимал Блондин.

– А чего мне признавать? Ты спрашивай с того, кто взял эту хату, – усмехнулся Кирилл.

– Вот оно как получается. Значит, не признаешь?

– Нет.

– А если я скажу, что тебя видели в тот день у дома генерала Саторпина, – прищурился костлявый.

– Послушай, Блондин, или как там тебя еще… Ты мне что, предъяву, что ли, лепишь?

– Не кипишись, вижу, что ты несговорчивый, – разочарованно протянул Блондин, – меня уже предупреждали об этом. А только я не от своего имени к тебе пришел… Знаешь, на чьей территории хата? – Кирилл промолчал. – Вот-то и оно! Смотрящий недоволен… А он человек суровый, долго вникать не будет…

– Если хату взял, так должен отстегнуть в общак столько, сколько положено, – грубовато произнес Мамонт со своего места. – Иначе совсем другой разговор может выйти. Такие вещи крысятничеством попахивают.

– Послушай, ты! – вскочил со своего места Фомич, готовый уже вцепиться руками в горло громиле. Вряд ли в этом случае отыскалась бы сила, способная отодрать его от толстой шеи до тех самых пор, пока тот не изойдет желтой пеной. В самый последний момент Фомич заставил себя расслабиться и произнес как можно сдержаннее: – Прежде, чем мне предъявы вешать, разберись сначала.

– А мы разобрались, – поднялся Блондин, – так что подумай над нашими словами. – Мы к тебе заглянем послезавтра. Пошли, Мамонт, мы свое слово сказали.

* * *

Весь следующий день Глушков провел в одиночестве. Глотал пиво. На душе было скверно, хуже не придумаешь. Главной новостью дня была трагическая смерть вице-премьера Родыгина, и Кирилл старался не пропустить ни одного сообщения. За последние сутки он узнал о нем столько, как если бы они были старинными приятелями. Люди, знавшие его близко, говорили о нем исключительно в превосходных тонах: называли видным политиком, талантливым человеком и совершенно отказывались верить в очевидное – преждевременную кончину.

Для всех смерть вице-премьера была трагическая случайность, но Кирилла, побывавшего в тот час в усадьбе, буквально бросало в дрожь от правды. Все было проделано настолько тонко и четко, что у самого опытного эксперта вряд ли возникли бы сомнения по поводу его намеренной кончины.

Ловко они его убрали. Что, в таком случае, им помешает расправиться с ним? Если уж не сегодня, так обязательно заявятся завтра.

* * *