Власть и рынок

Многие отказываются признавать нацизм и фашизм «социалистическими» режимами, потому что привыкли отождествлять социализм только с марксизмом и различными социал-демократическими проектами. Но экономическая теория не интересуется цветом мундиров или тем, насколько хороши манеры диктаторов. Для нее не важно, какие группы или классы стоят у власти при различных политических режимах. С точки зрения экономической теории совершенно неважно, каким образом приходят к власти социалистические лидеры — в результате выборов или государственных переворотов. Экономическую теорию интересуют только отношения собственности или масштаб государственного контроля над экономикой. Любые формы централизованного планирования экономики представляют собой разновидности социализма, независимо от философских и эстетических пристрастий различных социалистических течений, как бы они ни назывались: «левые» или «правые». Социализм может быть монархическим или пролетарским. Он может проводить уравнение имущества либо усиливать неравенство. Но суть его всегда одна: полный государственный диктат над экономической жизнью.

Между этими двумя полюсами — совершенно свободным рынком, с одной стороны, и тотальным коллективизмом, с другой — располагается весь спектр «смешанных обществ», различных сочетаний свободы и гегемонизма. Любое расширение государственной собственности и государственного регулирования представляет собой шаг в сторону «социализма», или «коллективизма».

Масштабы коллективизма в ХХ в. одновременно и недооцениваются, и переоцениваются. С одной стороны, развитие этого явления в таких странах, как Соединенные Штаты, сильно недооценивается. Большинство наблюдателей, например, пренебрегают ролью расширения государственного кредитования. Ведь кредитор

, независимо от его правового статуса, всегда является предпринимателем, а отчасти и собственником. Таким образом, государственные ссуды частным предприятиям или гарантии частных кредитов создают множество центров государственной собственности. Более того, государственные гарантии кредитов и ссуды не ведут к увеличению совокупного объема сбережений, но их особенная форма меняется. Свободный рынок в целом распределяет общественные сбережения между наиболее прибыльными и продуктивными направлениями их использования. Государственные ссуды и кредитные гарантии, напротив, отвлекают сбережения в пользу менее продуктивных направлений. Они также срывают успех самых эффективных предпринимателей и мешают вытеснению с рынка неэффективных (которым лучше трудиться по найму, а не быть предпринимателями). В обоих случаях государственные ссуды ведут к снижению общего уровня жизни, и это помимо ущерба, наносимого налогоплательщикам, на деньги которых и осуществляется это казенное предпринимательство.

С другой стороны, преувеличивается роль социализма в таких странах, как Советская Россия. Те, кто указывает на Россию как на пример «успешного» централизованного планирования, игнорируют тот факт (не говоря уже о постоянных трудностях самого планирования), что в Советской России и в других социалистических странах не могло быть полного социализма, потому что социализирована была только собственная торговля —

внутренняя торговля и внешняя торговля собственных граждан. В остальном мире все еще действовал рынок. В силу этого социалистическое государство имело возможность покупать и продавать на мировом рынке, и учет мировых цен давал ему хотя бы приблизительное представление о действительной структуре цен на факторы производства. Даже в условиях такого частичного социализма централизованное планирование ведет к обнищанию населения. Трудно даже представить, какой хаос воцарился бы в случае возникновения мирового социалистического государства. Единый Большой Картель не может вести экономические расчеты, а потому и не может возникнуть на свободном рынке. Это тем более верно для социализма, когда государство силой устанавливает абсолютную монополию и когда ошибочные решения централизованного планирования ведут к тысячекратно более тяжким последствиям.

При анализе социалистических режимов не стоит упускать из виду деятельность «черного» рынка, который незаконным образом перенаправляет ресурсы в частные руки[229]

. «Черный» рынок, как легко понять, плохо приспособлен для торговли крупногабаритными товарами. Для него куда лучше подходят такие вещи, которые легко спрятать, — сигареты, чулки, конфеты и пр. С другой стороны, фальсификация хозяйственной отчетности и взятки могут служить основой для своего рода ограниченного рынка. Есть основания полагать, что блат и «черный» рынок, т.е. извращение принципов социалистического планирования, являлись существенным фактором развития производства в Советском Союзе[230].

5.4. Миф об «общественной» собственности