Власть как насилие в утопии Стругацких - опыт деконструкции

Происходящая в текстах Стругацких своего рода к_а_р_н_а_в_а_л_и_з_а_ц_и_я_ языка представляет из себя ничто иное, как еще одну попытку к бегству от смерти. Мир культуры, лежащий между пространством Жизни и пространством Смерти, наводящий мосты, редуцирующий вселенские противоречия в приемлемые и умопостигаемые формы, - этот мир писатели превращают в пограничный бастион, защищающий мир живых от вторжения потустороннего, организующий социальную жизнедеятельность и ищущий оправдание собственного существования внутри себя самого. А именно, в тех потенциальных напряжениях, которые составляют основу механизма производства желаний. В артефактах, которые представляют собой воплощение жизненной силы их создателей. (В повести "За миллиард лет до конца света..." Вечеровский коллекционирует чужие, на половине брошенные работы: чтобы сохранить их рациональное зерно, своим существованием увеличивающее пространство сознательного? чтобы извлечь из них пользу и с их помощью кому-нибудь помочь, оказать содействие? Но ведь содержание упомянутых научных работ для авторов словно бы и не важно - им внимания уделяется гороаздо меньше, чем их создателям. Работы важны тем, что они содержат часть жизни их создателей; Вечеровский пытается спасти эти жизни (и плевать он хотел на Гомеостатическое Мироздание!), готов ради этого пожертвовать собой. Пусть даже он знает, что его жертвенность бесполезна. Он будет счастлив тем, что его поступок (во имя социального) хоть ненамного усилит системообразующую силу общества, объединяющую граждан в их жертвенной идентичности.) Представляетсчя, что именно на идее жертвы обычно основана попытка Стругацких разграничить социально полезные желания (увлечения души, сердца) и единоличные пошлые потребности. Такая попытка трагична по своей сути, ибо она превращает картографирование пространства культуры в инспекцию государственной геодезической службы, за рамками жесткой сетки координат которой как раз и остается самое загадочное.

Отдавая себе отчет в однобокости и противоречивости своего дискурса, Стругацкие все же не могут отвлечься от борьбы со смертью. Высказывания, отмечающие вторжение в текст "внеположенного", произносятся ими невнятной скороговоркой, как если бы подобное невнимание и в самом деле могло исключить это "внеположенное" из наблюдаемой реальности. Описание эксперимента "Зеркало" в повести "Жук в муравейнике" мимолетно и увлекательно, и лишь одна фраза выпадает из общего потока: "Несмотря на все меры предосторожности, как это почти всегда бывает в делах глобального масштаба, несколько человек погибло". Эта фраза анти-риторична, в ней нарушен порядок высказываний. Если прочесть ее в обратном направлении "Несколько человек погибло, как это почти всегда бывает в делах глобального масштаба, несмотря на все меры предосторожности" - мы получим обычное для стругацкой стилистики предложение с четкой внутренней логикой и акцентом на эстрадную ритуальность произнесения. Но такая фраза противоречила бы концепции произведения, прославление смерти для Стругацких недопустимо.

Еще один важный аспект отношения дискурса к смерти, который применительно к творчеству Стругацких также нуждается в тщательном прояснении, более привычен для модернистской традиции: тема жертвования, принесения автором себя в жертву тексту (по частям или целиком). Выстраивание текста как мира: - такого мира, в котором автор сам хотел бы жить-и-работать (или, возможно, не хотел бы, но считает это необходимым для себя и неизбежным). Мира, ради которого стоит рисковать своей судьбой. Мира, в котором можно заниматься любимым делом: коллекционировать книги и цитаты, печь алапайчики, воспитывать детей, помогать попавшим в беду "братьям по разуму", спасать людям жизнь. Стругацкие очень жестоко относятся к собственным героям, постоянно загоняют их в парадоксальные безвыходные ситуации с бессмысленно жестокими правилами игры, где любой шаг в сторону рассматривается как попытка к бегству и подлежит суровому наказанию. Таинственная Зона из "Пикника на обочине" позволила авторам обрисовать убедительный образ мировой культуры эпохи антропоцентризма; здесь Стругацкие продолжили разоблачение отношения к Иному как к похожему и нуждающемуся лишь в определении меры утилитарности, начатое ими еще в "Улитке на склоне" и "Сказке о тройке". Но вместе с тем здесь они ясно и четко сформулировали свою авторскую позицию сталкеров: необходимость бессмысленного и безнадежного поиска несбыточного счастья. Заявленное "глубокое соотношение между законами административными и законами магическими" ("Понедельник начинается в субботу") прослеживается и в "За миллиард лет до конца света...", где, очевидно, вербализован личный опыт авторской борьбы не только с дисциплинарными институтами, но и с самим Гомеостатическим Мирозданием.