Власть пса

— В первый класс. — Рауль протягивает ей билеты и поднимается мимо нее по трапу. Находит место, предназначенное для Кэллана, и сваливает его в кресло, прикрывая заляпанную кровью рубашку одеялом. И бросает напуганной стюардессе:

— Перебрал на вечеринке.

Адан садится рядом с Фабианом, тот смотрит на пилота и спрашивает:

— Ну и чего ты ждешь?

Пилот закрывает за собой дверь кабины.

Когда самолет приземляется, их встречает полиция аэропорта и провожает через задние двери к машинам.

— Теперь врассыпную! — отдает приказ Рауль.

Кэллану этого и приказывать не нужно.

Он выскакивает у своего дома, где задерживается, только чтобы принять душ, переодеть запачканную кровью одежду и прихватить деньги. Берет такси до границы, проходящей в Сан-Исидро, и там переходит через мост обратно в США. Так, обычный пьяный гринго, возвращающийся после гульбы на Авенида Революсьон.

В Америке Шон не был девять лет.

Теперь он снова вернулся в страну, где его как Шона Кэллана разыскивают за участие в сделке по распространению наркотиков, рэкет, вымогательство и убийство. Но ему без разницы. Лучше уж рискнуть, чем провести еще хоть одну минуту в Мексике. Он переходит через границу, садится в ярко-красный троллейбус и катит до самого центра Сан-Диего.

Кэллан тратит почти полтора часа, чтобы найти оружейную лавку на углу Четвертой улицы и авеню Джей, там он покупает пистолет двадцать второго калибра. В задней комнатушке, не показывая никаких бумаг. После чего заходит в винный магазин, покупает бутылку скотча и бредет в отель, захудалую меблирашку для малоимущих, где снимает на неделю номер.

Запирается в комнате и принимается за диски.

Я прощаю тебя — вот что сказал священник.

Бог прощает тебя.

Нора слышит новость у себя в спальне.

Она читает под тихое бормотанье канала Си-эн-эн, но вдруг ухо улавливает слова: «Когда мы вернулись, трагическая смерть мексиканского священника высокого ранга...»

Сердце у нее дает сбой, в голове громко стучит, и она набирает номер Хуана, уставясь на бесконечную рекламу, надеясь и молясь, чтобы он ответил на звонок, что сказали не про него, что сейчас он поднимет трубку: «Пожалуйста, Господи, пусть это будет не он!» Но когда снова перешли к новостям, на экране появилось старое фото Хуана в половину экрана, а на другой половине — здание аэропорта. Нора видит Параду, лежащего на тротуаре, и не может даже закричать.

Рот у нее распахивается в крике, но она не издает ни звука.

В обычный день Перекрестье Площадей в Гвадалахаре заполнено туристами, влюбленными и местными жителями, вышедшими на дневную прогулку. Стены собора заставлены лотками, где уличные торговцы продают кресты, карточки с молитвами, пластиковые фигурки святых и milagros: крошечные глиняные слепки колен, локтей и других частей тела, которые люди, считающие, что их излечила молитва; оставляют в соборе как память.

Но сегодня не обычный день. Сегодня траурная месса по кардиналу Параде, и двойная колокольня собора, крытая желтой черепицей, высится над plaza, наводненной тысячами скорбящих. Они стоят в длинной, извивающейся очереди, терпеливо ожидая по нескольку часов, чтобы пройти мимо гроба кардинала, павшего жертвой убийц, чтобы отдать ему последний долг.

Люди съехались со всей Мексики. Среди них и горожане в дорогих костюмах и стильных, хотя и неброских платьях. И campesinos в чистых белых рубашках и платьях, приехавшие из глухих деревень. Приехал народ и из Кульякана и Бадирагуато; эти в ковбойских нарядах, многих из них Парада крестил, из его рук они получили первое причастие, он их венчал, отправлял службу на похоронах их родителей, когда был еще деревенским священником. Пришли чиновники из правительства в серых и черных костюмах; священники и епископы в облачении и сотни монахинь в одеяниях разных орденов.

В обычный день plaza

гудит от голосов — бурных бесед мексиканцев, криков торговцев, музыки уличных групп мариачи [128], но сегодня на plaza странно тихо. Слышен только тихий шепот молящихся и еще более тихие проклятия преступникам.

Потому что мало кто в толпе верит объяснениям правительства убийства Парады — будто он стал жертвой ошибки, будто sicarios Баррера приняли Параду за Гуэро Мендеса.

Но разговоры о преступлении смолкают. Сегодня день траура, и тысячи терпеливо ждущих в очереди, а потом заходящих в собор погружены в молчание или тихонько молятся.

Среди ждущих и Арт Келлер.

Чем больше он узнает о гибели отца Хуана, тем больше недоумевает. Парада ездил на белом «маркизе», Мендес на зеленом «бьюике»; Парада одевался в черную сутану с большим нагрудным крестом (теперь пропавшим), Мендес наряжался в кричащий прикид синалоанского ковбоя.