Власть пса

А потом наглядно показывал, что это означает. И если им требовалось напоминание, то они могли увидеть его в зеркале еще много лет спустя.

Шестеро отморозков попытались как-то убить Рамоса. Он прилежно поприсутствовал на похоронах всех шестерых — так, на всякий случай, вдруг кому из скорбящих придет охота попытаться отомстить. Не захотел никто. Свой «узи» Рамос прозвал «Ми Эспоза» — моя жена. Сейчас ему тридцать два года.

Не прошло и нескольких часов после его приезда, как он арестовал тех троих полисменов, которые захватили Эрни Идальго. Один из них был шефом полиции Халиско.

— Мы можем узнать, где твой приятель — обращается Рамос к Арту, — быстро или другим манером.

Он достает из кармана рубашки две сигары, протягивает одну Арту и пожимает плечами, когда тот отказывается. Не торопясь, раскуривает, перекатывает ее во рту, долго затягивается, чтобы кончик горел ровно, и вскидывает черные брови на Арта.

Теологи правы, проносится у Арта в голове, мы превращаемся в тех, кого ненавидим.

И он спрашивает:

— Можно быстро?

— Возвращайся чуток погодя, — отзывается Рамос.

— Нет, — отказывается Арт. — Я тоже приму участие.

— Ответ мужчины, — одобряет Рамос. — Но мне свидетель ни к чему.

Рамос ведет шефа полиции Халиско и двух federales в подвальную камеру.

— У меня нет времени с вами шутки шутить, приятели, — заявляет Рамос. — Проблема у нас такая: сейчас вы боитесь Мигеля Анхеля Барреру больше, чем меня. Нам требуется перевернуть ситуацию.

— Пожалуйста, — просит шеф, — мы же все полицейские.

— Нет, это я полицейский. — И Рамос надевает боксерские перчатки. — И человек, которого вы похитили, полицейский. А вы так, кусок дерьма.

Он поднимает руки в перчатках, чтоб они видели.

— Не хочу синяков на руках, — замечает Рамос.

— Может, мы сумеем как-то договориться, — ноет шеф.

— Нет! — отрезает Рамос. — Не сумеем!

Он поворачивается к federale повыше ростом и помоложе:

— Поднимай руки. Защищайся.

Глаза federale

широко раскрыты, в них мечется страх. Он мотает головой, его руки висят неподвижно.

— Ну, как хочешь, — пожимает плечами Рамос.

Он делает ложный выпад правой и тут же со всей силы бьет тремя короткими быстрыми ударами левой по ребрам. Под боксерскими перчатками хрустят кости и хрящи. Копа качнуло, но Рамос не дает ему упасть, поддерживает левой рукой и наносит еще три коротких удара правой. Потом швыряет его о стенку, разворачивает и бьет левой и правой по почкам. Удерживая на ногах, приговаривает:

— Ты опозорил свою страну. И что еще хуже, опозорил и мою страну. — И, схватив парня за шею и ремень, с бешеной силой бросает к противоположной стене. С глухим стуком голова federale шмякается о бетон. Шея запрокидывается. Лишь повторив процедуру несколько раз, Рамос наконец позволяет ему свалиться на пол.

Сам он присаживается на трехногий деревянный табурет и раскуривает сигару, пока двое других копов таращатся на друга, валяющегося без сознания, лицом в пол, ноги у него подергиваются.

Стены заляпаны кровью.

— А вот теперь, — говорит Рамос, — вы больше боитесь меня, так что можем приступать. Где американский полисмен?

И они вываливают ему все, что знают.

— Его отвезли к Гуэро Мендесу и Раулю Баррере, — сообщает Рамос Арту. — И некий доктор Альварес там. Так что твой друг, возможно, еще жив.

— Почему ты так думаешь?

— Раньше Альварес работал на ДФС, — объясняет Рамос. — Следователем. У Идальго, видимо, есть какая-то нужная им информация, а?

— Нет. Никакой информации у него нет.

Сердце у Арта ухнуло вниз. Они пытают Эрни, чтобы узнать имя Чупара.

А никакого Чупара не существует.

— Скажи! — требует Тио.

— Я не знаю, — стонет Эрни.

Тио кивает доктору Альваресу. Доктор, надев толстые рукавицы для духовки, поднимает раскаленный докрасна железный прут и сует его в...

— Господи! — заходится криком Эрни. Глаза у него расширяются, голова со стуком падает на стол, к которому его привязали ремнями. Через секунду глаза закрываются, он теряет сознание, и биение сердца, бешеное всего миг назад, теперь опасно замедляется.

Доктор, стащив рукавицы, хватается за шприц, наполненный лидокаином, вкалывает лекарство в руку Эрни. Лекарство будет поддерживать его в сознании и не даст остановиться сердцу. Боль он будет чувствовать. Через минуту голова американца дергается, глаза приоткрываются.

— Мы не дадим тебе умереть, — говорит Тио. — А теперь говори со мной. Скажи, кто такой Чупар?

Я знаю, думает Эрни, Арт ищет меня.

Он, задыхаясь, чуть слышно произносит:

— Я не знаю, кто такой Чупар.

Доктор снова берется за железный прут.

И через мгновение снова истошный вопль Эрни:

— Господи-и-и-и!

Арт смотрит, как занимается огонек, помаргивает, тянется к небесам.

Он стоит на коленях перед рядком церковных свечей и истово молится за Эрни. Вознося молитву Деве Марии, Святому Антонию, Христу.

По центральному проходу шагает высокий полный мужчина.

— Отец Хуан...

Священник за девять лет мало изменился.

Только чуть поредели белоснежные волосы, чуть округлился живот, но все так же сияют пронзительные серые глаза.

— Ты молишься, — говорит Парада. — А я думал, ты не веришь в Бога.