Власть Талисмана

Другие исследователи придерживаются более широких взглядов на эту историю. Действительно, Эндрю Майкл Рэмси, лучше известный как «кавалер Рэмси», или «шевалье Рэмси», действительно был причастен к формированию того, что во всем мире стало известно под названием «Шотландского Обряда». Но многое указывает на то, что обряд был сплавом более ранних идей, циркулировавших в старинных ложах самой Шотландии, а Рэмси просто синтезировал эти идеи и привез их во Францию. [1249]

Эндрю Майкл Рэмси родился в 1686 году в Аире, городке, расположенном примерно в 40 милях к юго-западу от Глазго в Шотландии, неподалеку от Келвиннинга, «традиционной колыбели шотландского франкмасонства». [1250]

Хотя Рэмси был сыном простого булочника, ему удалось стать просвещенным и даже утонченным человеком. Завершив образование в Эдинбургском университете, он впоследствии получил степень по юриспруденции в Оксфорде. После офицерской службы вместе с герцогом Мальборо во Фландрии в 1706 году Рэмси решил остаться в Голландии. Там он познакомился с французом Пьером Пуаре, учеником мадам Гайон, поддерживавшей тесные связи с великим французским ученым и писателем Франсуа де Салиньяком де Ла Моттом Фенелоном, епископом Камбрским. Имя Фенелона было знаменито во всей Европе, особенно из-за Aventures de Telemaque, очень популярной книги того времени, в которой он представил французский двор как аллегорию идеаль ного утопического государства в историческом контексте Древнего Египта и Финикии. [1251]

В течение долгого времени Фенелон имел превосходные связи при французском дворе, где он был наставником внука Людовика XIV, герцога Бургундского. Фенелон написал Aventures de Telemaque во время своей придворной службы — очевидно, для просвещения юного принца, который, как он надеялся, однажды станет королем Франции и воплотит в действительности модель идеального государства и справедливого правительства, образцом для которой послужил золотой век Древнего мира. [1252]

Но из-за связи с мадам Гайон, которая интересовалась мистическими предметами и имела репутацию ясновидящей, Фенелон в конце концов утратил доверие Людовика XIV и в 1709 году был сослан в свой епископат в Камбре.

Судя по всему, Рэмси выступал в роли секретаря мадам Гайон, что может объяснить, почему в 1710 году он неожиданно принял приглашение Фенелона посетить его в Камбре. [1253]Там Рэмси и Фенелон завязали тесную дружбу, продолжавшуюся до смерти Фенелона в 1715 году. Рэмси до такой степени находился под его влиянием, что обратился в католичество по его просьбе.

В 1716 году Рэмси поселился в Париже, где вращался в высших аристократических кругах и стал наставником молодого герцога Шато-Тьерри. В то же время Рэмси подружился с могущественным Филиппом Орлеанским, двоюродным братом Людовика XIV и регентом Франции. Последний был главой ордена Св. Лазаря, старинного ордена крестоносцев, родственного тамплиерам и основанного в Иерусалиме в XII веке.

Мы знаем, что Рэмси был посвящен в масоны герцогом Ричмондом в Хорнской ложе в Вестминстере во время своего визита в Лондон в 1730 году. [1254]По возвращении в Париж Рэмси примкнул к масонской ложе Св. Фомы под управлением Чарльза Редклиффа и вскоре был назначен оратором французской Гранд-ложи. В этом качестве он подготовил знаменательную речь, отголоски которой разошлись по всему миру в последующее десятилетие.

История одной речи

Легенда гласит, что Рэмси произнес свою речь 21 марта 1737 года, в день весеннего равноденствия. Возможно, для этой даты были свои причины, как мы убедимся впоследствии. Однако многое указывает на то, что Рэмси вообще не выступал с речью; он распечатал ее и направил членам ложи. В 1740 году она была опубликована в Париже, где разошлась большим тиражом. [1255]

То обстоятельство, что Рэмси был членом Королевского общества и франкмасоном, помогает поместить его речь в правильный контекст, так как в этом замечательном документе отчетливо звучат «республиканские» нотки и выражаются идеалы всемирного единства, основанного на новом мировом порядке. Особенно примечательно, что речь стала широко известна в 1740 году — за 36 лет до начала американской Войны за независимость в 1776 году и за 49 лет до начала французской революции 1789 года. Мы полагаем, что, несмотря на тщательно подобранные слова, содержание речи могло обеспокоить французскую монархию и роялистов в целом: