Властелин Колец

Когда старик с помощью Бильбо и гномов разгрузил повозку, Бильбо оделил хоббитят мелкой монетой, но так и не запустил ни единой шутихи и не хлопнул ни одной хлопушкой, чем поверг маленьких зевак в полное разочарование.

– А теперь по домам! – приказал Гэндальф. – Придет время – будет вам хлопушек сколько душе угодно!

С этими словами он, потянув за собой Бильбо, исчез за дверью, и замок защелкнулся. Хоббитята потолклись еще немного у порога и в конце концов разбрелись, унося с собой чувство, что праздник, наверное, никогда не начнется!

Тем временем в Котомке происходило вот что. Бильбо с Гэндальфом расположились в маленькой комнатке, окна которой выходили на запад; ставенки были распахнуты в сад. Послеполуденное солнце струило мир и благодать. Цветы горели алым золотом. Львиный зев и подсолнухи заглядывали в круглые окошки; настурции густо обвивали дерновые стены.

– Славный у тебя садик! – заметил Гэндальф.

– Садик ничего себе, – согласился Бильбо. – Я его очень люблю. Как и все наше милое, дорогое Заселье. Но, сдается, старому Бильбо нужен отдых.

– Собираешься осуществить давний замысел?

– Вот именно! Все давным-давно решено, и перерешать поздно.

– Блестяще! Добавить нечего. В таком случае выполняй свое решение – только, смотри, до конца! Надеюсь, все выйдет как нельзя лучше и для тебя, и для всех нас.

– Хорошо бы! Но, как бы то ни было, в четверг я наконец отведу душу. Есть у меня в запасе одна шутка…

– Еще вопрос, кто будет смеяться, – вздохнул Гэндальф, качая головой.

– Посмотрим, – сказал Бильбо.

На следующий день к порогу Котомки подъехало еще несколько повозок, а за ними – еще и еще. Хоббиты начинали уже ворчать – куда это, мол, годится, надо же и местных торговцев уважить, – но в близлежащие лавки на той же неделе посыпались заказы на всевозможную снедь и всякую всячину, от обычных, обиходных вещиц до предметов роскоши, – словом, на все, что только можно было достать в Хоббитоне, Приречье и окрестностях. Повсюду царило редкостное воодушевление. Хоббиты начали зачеркивать в календаре дни, оставшиеся до вожделенной даты, и высматривали почтальонa, надеясь на приглашение.

Поток приглашений и впрямь не замедлил хлынуть. Хоббитонская почта буквально захлебнулась, а приреченская оказалась и вовсе погребена под грудой писем, так что пришлось звать на помощь добровольцев. Вверх по Холму текла сплошная река почтальонов с сотнями вежливых вариаций на тему: «Спасибо, приду обязательно».

На воротах Котомки появилось объявление: «Посетители принимаются только по делу касательно Праздника». Однако даже тех, кто приходил по поводу Праздника (или выдумывал такой повод), за порог допускали не всегда. Работы у Бильбо хватало и без визитеров. Он писал приглашения, отмечал, кто прислал ответ, заворачивал подарки, а также завершал некоторые тайные, одному ему известные приготовления. Со времени появления Гэндальфа никто будущего юбиляра так и не видел.

Однажды утром, протерев глаза, хоббиты обнаружили, что большая поляна к югу от парадного входа в Котомку сплошь утыкана колышками и шестами для шатров и навесов; натягивались уже и веревки. В склоне, который спускался к дороге, прорубили особый проход с широкими ступенями и встроили туда большиe белыe ворота. Три хоббичьи семьи, что жили в Отвальном Ряду, у самой поляны, с утра до вечера могли наблюдать за всеми приготовлениями и нажили множество завистников. Что касается Старикана Гэмги, то он перестал даже делать вид, что копается у себя в огороде.

На поле стали подниматься шатры. Один из них был особенно большим – таким большим, что захватил даже дерево, которое росло посреди поляны. Теперь оно гордо возвышалось во главе стола. Все его ветви украсили фонариками. Cамым же многообещающим сооружением казалась хоббитам чудовищных размеров поварня, которую воздвигли в северном углу поляны. На помощь гномам и другим чужакам, разместившимся в Котомке, призвали поваров из всех окрестных трактиров. Общее воодушевление достигло высшей точки.

Тут небо заволокло тучами. Это случилось в среду, как раз накануне Праздника. Хоббитов охватило страшное беспокойство… А наутро наступил наконец Четверг, двадцать второе сентября. Солнце встало, тучи растаяли, флаги захлопали на ветру, – и пошло веселье!