Властелин колец

Эльф и гном вместе вошли в Минас Тирит, и народ видевший их, бросал удивленные взгляды на таких друзей: Леголас был прекрасен лицом и пел ясным голосом песню на языке эльфов, а Гимли шел с ним рядом, поглаживая бороду и глядя по сторонам.

– Хорошая работа по камню, – сказал он, посмотрев на стены, – впрочем, можно было сделать и получше, да и улицы не мешало бы усовершенствовать. Когда Арагорн возьмет власть, я предложу ему услуги горных мастеров, и мы сделаем город таким, что им можно будет гордиться.

– Они больше нуждаются в садах, – сказал Леголас. – Дома мертвы, и слишком мало тут растительности. Когда Арагорн возьмет власть, народ леса принесет ему поющих птиц и неумирающие деревья.

Наконец они встретили принца Имрахила, и Леголас, посмотрев на него, низко поклонился: он увидел, что в жилах принца наполовину течет эльфийская кровь.

– Привет, повелитель! – сказал он. – Уже давно народ Нимроделя покинул леса Лориен, и однако до сих пор видно, что не все уплыли из гавани Амрота на запад.

– Так говорят в преданиях моей земли, – ответил принц, – но никого из прекрасного народа не видели у нас на протяжении многих лет. И я дивлюсь, видя его представителя среди печали и войны. Что вы ищите?

– Я один из девяти товарищей, вышедших вместе с Митрандиром из Имладриса, – сказал Леголас, – и с этим гномом, моим другом, мы прибыли с лордом Арагорном. А теперь мы хотим повидать своих друзей, Мериадока и Перегрина, которые, как нам сказали, теперь в городе.

– Вы найдете их в домах излечения, и я отведу вас туда, – сказал Имрахил.

– Достаточно, если вы дадите нам проводника, повелитель, – сказал Леголас. – Арагорн посылает вам сообщение. Он не хочет снова входить в город. Но есть необходимость, чтобы все капитаны посовещались, и он просит, чтобы вы и Эомер роханский как можно скорее явились в его палатку. Митрандир тоже там.

– Мы придем, – сказал Имрахил, и они с вежливыми словами расстались.

– Какой прекрасный и могучий повелитель людей! – сказал Леголас. – Если даже в дни упадка у Гондора есть такие люди, как велика была его слава в дни рассвета!

– И, конечно, работа по камню сделана в старину, при основании города, – сказал Гимли. – Со всеми людскими начинаниями бывает так: либо заморозок весной, либо молния зимой, и они отказываются от своих замыслов.

– Но их посевы редко пропадают зря, – сказал Леголас. – Семя лежит в пыли и грязи и ждет своего часа. Дела людей переживут нас, Гимли.

– И все же в конце концов, они ни к чему не придут, мне кажется, – сказал гном.

– На это эльфы не знают ответа, – сказал Леголас.

Подошел слуга принца и отвел их к домам излечения; они нашли своих друзей в саду, и встреча их была веселой. Некоторое время они прогуливались и разговаривали, наслаждаясь коротким миром и отдыхом высоко на верхних кругах города. Потом, когда Мерри устал, они сели у стены, где за их спинами была лужайка домов излечения. Перед ними виднелся Андуин, блестящий на солнце, текущий туда, где даже зоркий глаз Леголаса не мог разглядеть широкие равнины и зеленые поля Лебеннина и южного Итилиена.

Леголас молчал, пока остальные разговаривали и смотрел на реку: он увидел белых морских птиц, летающих над рекой.

– Смотрите! – воскликнул он. – Чайки! Они залетели далеко от моря. Как беспокоят они мое сердце! Никогда в своей жизни я не встречал их, пока мы не прибыли в Пелагир и здесь, когда мы ехали к битве за корабли, я услышал их крики. Я остановился и стоял неподвижно, забыв о войне в Средиземье: их плачущие крики говорили мне о море. Море! Увы! Я еще не видел его. Но глубоко в сердцах моего народа лежит страсть к морю, и опасно затрагивать эту струну. Увы! Больше никогда не знать мне мира ни под деревом, ни под кустом.

– Не говорите так! – сказал Мерри. – Вы не должны уходить к приюту, Леголас. Всегда найдется народ, большой и малый, и даже мудрые гномы, как Гимли, которые нуждаются в вас. Я, по крайней мере, надеюсь на вас. Но я чувствую, что худшее в этой войне еще ожидает нас. Как я хотел бы, чтобы все это уже кончилось, кончилось бы навсегда!

– Не будь таким мрачным! – воскликнул Пиппин. – Солнце сияет, и мы снова вместе, на день или два по крайней мере. Я хочу кое-что у вас расспросить. Давайте, Гимли! Вы и Леголас за это утро не менее дюжины раз упоминали свое страшное путешествие с Бродяжником. Но вы ничего не рассказывали мне о нем.

– Может, здесь и сияет солнце, – сказал Гимли, – но даже при нем не хотел бы я оживлять некоторые воспоминания об этой дороге. Если бы я знал, что нас ждет, ни какая дружба не привела бы меня на тропы смерти!

– Тропы смерти? – переспросил Пиппин. – Я слышал, как Арагорн говорил о них и удивился, что он имеет в виду. Не расскажете ли вы нам поподробнее?

– Очень неохотно, – сказал Гимли. – Потому что на этой дороге я испытал стыд, я, Гимли, сын Глоина, который считал себя храбрее всех людей и тверже под землей любого эльфа. Но это не так, и провела меня по этой дороге только воля Арагорна.