Древесник кончил петь и ненадолго замолчал.
— Вот так ее поют, — сказал он чуть погодя. — Конечно, песня эльфийская, быстрая, легкомысленная и сразу кончается. Но песня честная. Энты, конечно, больше бы сказали, если бы времени хватило. Ну, а сейчас мне пора постоять, поспать немного. Вы где встанете?
— Мы ведь лежа спим, — сказал Мерри. — Мы останемся тут, где есть.
— Лежа спите? — удивился древесник. — Ах-ха, да-да, конечно. Забыл я, хм. Песня унесла меня в незапамятные времена, мне чуть не показалось, что я говорю с энтятами. Ну ладно, ладно, ложитесь. Я постою под дождиком. Спокойной ночи.
Мерри с Пипином разлеглись на сене и укрылись мягким папоротником. Постель была свежая, душистая и теплая. Свет потускнел, деревья перестали сиять и искриться. У входа в грот хоббиты видели силуэт старого энта: он стоял прямо, подняв руки над головой. На небо вышли яркие звезды, в их свете капли воды серебристыми жемчужинами сыпались Древеснику на руки и бороду, весело прыгали у ног. Убаюканные шелестом водяных брызг, хоббиты заснули.
Когда они проснулись, прохладное солнце уже освещало поляну и заглядывало в грот. Холодный ветер с востока гнал по небу лохмотья облаков. Древесника не было, и, только уже умывшись в углублении перед гротом, они услышали его воркочущую песенку, а вскоре он и сам появился на дорожке между деревьями.
— Ах-ха! Хо-о! Доброе утро, Мерри, день добрый, Пипин! — приветствовал он хоббитов. — Долго вы спите! Я за утро успел пройти много сотен шагов. Сейчас попьем, а потом пойдем на Сход.
Он наполнил для хоббитов два кубка, черпая из каменного жбана, на этот раз из другого. Вкус питья тоже был другим, более земным, и оно казалось сытным, как еда. Когда хоббиты, сидя на краю ложа, выпили и закусили крошками лембасов — скорее по привычке, потому что есть им не хотелось, — Древесник уже снова пел-гудел на непонятном языке энтов, а может быть, эльфов, и поглядывал на небо.
— А где этот Сход? — набравшись храбрости, спросил Пипин.