Властелин Колец: Две Крепости

Но, Повелитель Рохана, можно ли называть меня убийцей, если погибли в битве доблестные люди? Если вы начали войну без необходимости, потому что я не хотел ее, — тогда люди будут умирать. Но если я убийца из-за этого, в таком случае весь дом Эорла состоит из убийц: ваши предки вели много войн и убили множество противников. Но с некоторыми противниками был впоследствии заключен мир. Я говорю, король Теоден: пусть будет между нами мир и дружба. Теперь слово за вами.

— У нас будет мир, — сказал Теоден наконец, хрипло и с усилием. Несколько всадников радостно воскликнули. Теоден поднял руку. — Да, у нас будет мир, когда исчезнете вы, и все ваши создания, и все создания вашего Черного хозяина, которому вы хотели предать нас. Вы лжец, Саруман, и растлитель человеческих сердец. Вы протягиваете мне руку, а я вижу только коготь лапы Мордора. Какая жестокость и какое лицемерие! Даже если бы вы вели войну только со мной — а это не так: будь вы хоть в десять раз мудрей, вы не имеете права руководить мной по своему желанию, — даже если так, что вы скажете о своих факелах в Вестфолде и о детях, которые лежат там мертвыми? Ваши слуги изрубили тело Гамы перед воротами Хорнбурга уже после его смерти. Только когда вы повиснете на виселице в собственном окне пищей для ворон, только тогда у нас будет мир с вами и с Ортханком. Я говорю от имени всего дома Эорла. Пусть я недостойный потомок своих предков, но я не буду лизать ваши руки. Попробуйте с кем-нибудь другим. Но боюсь, ваш голос утратил свое очарование.

Всадники смотрели на Теодена как люди, очнувшиеся ото сна. Хрипло, как карканье старого ворона, звучал в ушах голос их Повелителя — после музыки слов Сарумана… Сам Саруман на время из-за гнева утратил контроль над собой. Он перегнулся через перила, как будто хотел ударить короля своим посохом. Многим показалось, что они видят змею, изготовившуюся для прыжка.

— Виселица и вороны! — засвистел он, и все вздрогнули от этой отвратительной перемены. — Старый дурак! Что такое дом Эорла, как не крытый соломой сарай, где пирует банда пьяных в дым разбойников, а их отродье возится на полу с собаками? Слишком долго они сами избегали виселицы!.. Но петля приближается, медленно, но неотвратимо. Все вы будете висеть в ней! — Голос его изменился, как будто он медленно овладевал собой. — Не знаю, откуда я беру терпение для разговоров с вами. Мне вы не нужны, не нужны ваши адъютанты, убегающие быстрее, чем скачущий вперед Теоден, Повелитель коней. Я уже давно предлагал вам союз, видимо превышающий возможность вашего разума. Предлагаю его снова, чтобы те, кого вы ведете по неверной дороге, могли увидеть правильный выбор. Вы хвастали, что нанесли мне оскорбление. Да будет так. Убирайтесь к своим хижинам!

Но вы, Гэндальф! Вами я действительно огорчен, за вас я стыжусь. Как могли вы принять участие в такой компании? Вы горды, Гэндальф, и не без причины, у вас благородный ум и глаза, способные видеть далеко и глубоко. Даже сейчас неужели вы не прислушиваетесь к моему совету?

Гэндальф шевельнулся и посмотрел вверх.

— Что скажете вы такого, чего не сказали во время нашей последней встречи? — поинтересовался он. — Или вы хотите взять свои слова обратно?

Саруман помолчал.

— Взять обратно? — пропел он, как бы в изумлении. — Взять обратно? Я пытался дать вам совет для вашего же добра, но вы не пожелали меня слушать. Вы горды и не любите советов — у вас хватает собственной мудрости. Но в данном случае вы ошибаетесь, неправильно понимаете мои намерения. Боюсь, что в стремлении переубедить вас я потерял терпение. Я сожалею об этом. У меня нет к вам недоброжелательности. Вот даже сейчас, когда вы вернулись в обществе злобных и невежественных союзников. И почему бы мне желать вам зла? Разве мы оба не члены высокого и древнего союза, самого замечательного в Средиземье? Наша дружба выгодна нам обоим. Мы можем по-прежнему действовать вместе, излечивать недостатки мира. Давайте поймем друг друга и избавим этих младших собратьев от необходимости делать выбор! Пусть ждут нашего решения! Для общего блага я согласен забыть прошлое и принять вас вновь. Разве вы не хотите поговорить со мной? И разве вы не подниметесь ко мне?

Так велика была сила голоса Сарумана, что никто, слышавший его, не мог остаться незатронутым. Но теперь очарование голоса было другим. Теперь это было мягкое увещевание доброго короля ошибающемуся, но любимому слуге. Они слышали слова, не предназначенные для них, непослушные дети или грубые слуги, подслушивающие беседу старших и размышляющие, насколько она будет определять их участь. Из возвышенного материала были сделаны эти двое, почтенного и мудрого. Неизбежен был их союз. Гэндальф поднимется в башню, чтобы обсудить глубокие мысли, недоступные их пониманию, в высоких комнатах Ортханка. Дверь за ним закроется, а они останутся снаружи и будут ждать назначенной работы или наказания. Даже в мозгу Теодена мелькнула тень сомнения: «Он нас предаст, он пойдет, мы останемся».

И вдруг Гэндальф рассмеялся. Наваждение исчезло как дым.