– Это был лауданум, – сказала она. – Полвека назад, следуя тропой Чаттертона, ты почти поддался жестокости Лондона. Но ты вырвался. И сможешь вырваться снова.
– Если бы, – вздохнул отец.
– Съешь печенье, Томас.
Отец последовал ее совету. Он до того наслаждался компанией Кэролайн, что его мрачное настроение из-за лауданума длилось лишь мгновение.
Я поняла, что в лице Кэролайн у меня появился союзник.
– Томас, а не хотел бы ты отправиться на Греческую улицу?
– На Греческую улицу? – удивленно переспросил отец.
– Я не видела этот проклятый дом с тех пор, как была ребенком, но воспоминания о нем никогда не прекращали преследовать меня, – призналась Кэролайн. – Возможно, вернувшись туда, мне удастся избавиться от них. Кажется, ты сомневаешься. Так ты искренне веришь в то, о чем я читала в одной из твоих книг? Веришь, что ум лишен способности забывать?
– «Наши воспоминания подобны звездам, которые скрываются перед обычным светом дня и ждут, чтоб проявиться вновь, покуда затмевающий их день не сокроется сам»
[5]. – Отец посмотрел на бутылочку с лауданумом, которую сжимал между коленей. – Дом тебе все равно не поможет.– Что ты хочешь этим сказать?
– От этого места ничего не осталось. Его уничтожило взрывом.
– Отведи меня туда, – попросила Кэролайн.
Греческая улица находилась в Сохо, достаточно близко к ресторану, в котором мы обедали, так что, несмотря на холодный ветер, мы не стали нанимать кеб. Узнав от Кэролайн, что в декабре она была в Италии, отец рассказал о произошедших тогда убийствах и об одержимости убийцы тем домом, что описан в «Исповеди».
Мы заметили его еще издали. От того, что прежде было домом под номером тридцать восемь, осталась лишь зияющая пустота в череде зданий. За прошедшие три месяца кирпичи и прочий мусор убрали, открыв взгляду небо и задний дворик, но подпалины на стенах соседних домов свидетельствовали о силе взрыва и последовавшем за ним пожаре. Деревянный барьер не давал прохожим упасть в подвал.