Властелин Огненных Земель

– Четверо эрлов под тем или иным предлогом уклонились от участия и прислали вместо себя танистов. Посол огласил свои требования, люди постарше и помудрее призывали к осмотрительности, сорвиголовы помоложе метали громы и молнии. Мой отец обратился с потрясающей речью. Притом что ставкой в этой игре была его жизнь, он каким-то образом ухитрился превратить дебаты в вызов королю и выиграл голосование с минимальным возможным перевесом, одиннадцатью голосами против десяти. Король Уфгит оставался еще достойным трона сильным мужчиной, и он предпочел отречению поединок. Скопы долго еще слагали песни о той схватке. Отец никогда не говорил, что победа далась ему легко, но в конце концов ему удалось одержать верх. Он пощадил жизнь соперника, что было расценено как глупая сентиментальность.

– Проиграй мой отец голосование или дуэль – и это неминуемо стоило бы ему жизни. Он утверждал – и я не думаю, чтобы это было только шуткой, – что обязан победой мне. Меня зачали на борту драккара, по дороге из Шивиаля, и ко времени витенагемута о состоянии моей матери уже было известно. Очевидно для женщин, хоть и не для мужчин – так говорил отец. Как бы то ни было, об этом знали все, и он привлек к этому внимание в своей речи. Если витаны уступили бы требованиям Шивиаля, они тем самым отдали бы извечным врагам невинного, не рожденного еще Каттеринга. Как могли бельцы пасть до такого позора? Подозреваю, что эрлов гораздо больше тревожила угроза гражданской войны, нежели моя судьба, и все же, возможно, я тоже сыграл в этом какую-то роль. Если я повлиял хоть на один голос, я изменил историю, ибо, конечно же, первым же шагом нового короля было заставить шивиальского посла публично съесть свой ультиматум вместе с сургучом, лентами и всем прочим. Торговля между нашими странами прекратилась, а случайные пиратские набеги превратились в полномасштабную войну.

2

Для бельцев эта война всегда была Войной принца Амброза. Они верили в то, что он раздул страсти в Парламенте Шивиаля и заставил дряхлеющего отца ввязаться в конфликт, которого тот избегал все время своего правления. По мрачной иронии здоровье короля Тайссона вскоре поправилось, и он правил еще более десяти лет. Задолго до его смерти шивиальцы начали проклинать его за то, что они называли Тайссоновой Войной.

Наследному принцу ни разу не выдалось серьезной возможности побывать в реальном бою, так что флот, который он обещал привести Эйледу, вышел в море без него. Он достиг берегов Бельмарка в первый день Четвертого месяца 338 года и в ту же ночь погиб на рифах, носивших название «Свеорнстанас» – «Мельничные Жернова». Лишь десятой части находившихся на кораблях людей удалось вернуться домой, в Шивиаль. Остальные утонули или попали на невольничьи рынки. С тех пор Бельмарк жил, не опасаясь вторжения, а Шивиаль вел оборонительную войну.

Весть об этой катастрофе – или удаче, смотря с какой стороны на нее смотреть – огласили в Варофбурге в тот самый день, когда королева Шарлотта разрешилась от бремени ателингом Радгаром. Роды протекали тяжело, так что появление у него братьев или сестер исключалось, но ребенок родился здоровым, и мать осталась жива. Совпадение по времени этих двух событий не осталось незамеченным, и Бельмарк ликовал по случаю рождения королевского наследника и продолжения рода Каттерингов.

Подобно многим рожденным фейнами, Радгар вырос, говоря с отцом по-бельски, а с матерью – на другом языке, не видя в этом ничего необычного. Его мать была красива, а отец носил меч – все остальное мало что значило. Первым его миром стал любимый сельский дом его родителей в Хатбурне, тенистой долине у южных склонов Квиснолля. В первую очередь это относилось к их собственной избе, стоявшей в половине лиги в глубь долины от основных построек, подходить к которой всем остальным отец запрещал. Она была не больше обычной избы сеорла: одна комната, из которой лестница вела на спальню-полати. Первыми воспоминаниями детства стали у него множество поздних, хмурых рассветов; дождь, стук которого по крыше заглушал рокот далекого водопада; голоса родителей на полатях. Он сонно лежал в своей кроватке, размышляя, не опасно ли будет выбраться из-под одеяла и прошлепать босиком вверх по лестнице. Если все пройдет благополучно, его пустят забраться между ними, и они будут еще долго лежать в блаженном тепле, ибо жизнь в Бельмарке зимой течет неспешно. Изредка его отсылали вниз. Если они разговаривали, это решение зависело от голоса его матери: он мог быть счастливым или сердитым, тогда как голос отца всегда был одинаково низким, успокаивающим рокотом. Если они играли в свои щекотные игры, что случалось довольно часто, он мог не сомневаться в том, что его примут с радостью, если только он дождется, пока они закончат: