Властелины ринга

Во-первых, Формен – феномен, каковым Холифилд не является. Вполне возможно, что Большой Джордж – самый физически сильный тяжеловес в истории. Именно на силу он делал основную ставку, а сила, как известно, уходит последней. Холифилд, наоборот, мелкий тяжеловес, так что, по идее, он должен был бы состариться раньше других. Вовторых, у Формена в карьере был десятилетний перерыв, что тоже очень положительно сказалось на его спортивном долголетии. В-третьих, за исключением боя с Мохаммедом Али в 1974 году, Формену никогда серьезно не доставалось. Его поражения от Джимми Янга в 1977 году, от того же Холифилда в 1991-м и от Томми Моррисона в 1993-м были техническими. Он просто набрал меньше очков, чем соперники. Два нокдауна в поединке с Роном Лайлом в 1975 году, который он в конце концов выиграл, тоже не были особенно тяжелыми.

В свою очередь, Холифилду временами доставалось не приведи господь. Конечно, то, что Тайсон оттяпал ему кусок уха, на его нынешнем физическом состоянии сказалось минимально. Но вот все три боя Эвандера с Риддиком Боу, два из которых он проиграл, а третий выиграл на бровях, были невероятно тяжелыми. То же можно сказать и о первом поединке с Тайсоном, пусть и выигранном, и об обеих встречах с Ленноксом Льюисом. Наконец, поражения, любые, пусть даже технические, очень старят, а в последнее время Холифилд проигрывал много, слишком много. Крис Берд и Лэрри Дональд перещелкали его на скорости. Джеймс Тоуни измотал своей активной защитой и нокаутировал ударом по печени. Ни один из этой троицы раньше не справился бы с ним.

Поражение от Тоуни, которое Холифилд потерпел еще четыре года назад, было особенно тяжелым для самолюбия, и оно лучше всего показало, чего лишило его время. Тоуни, конечно, выдающийся боксер. Благодаря своей действительно невероятной защите корпусом и феноменальной реакции он почти не пропускает плотных ударов. Но Холифилд понимал все, что Тоуни делал. Он его читал, но просто не поспевал. Этот бой не был бы для него легким и в лучшие годы, но тогда он периодически доставал бы Тоуни, и не столько изматывался бы сам, сколько изматывал бы соперника. Честно говоря, я не сомневаюсь даже, что более молодой Холифилд дожал бы Тоуни и нокаутировал. А так… В девятом раунде Холифилд, похожий на себя прежнего даже меньше, чем тень отца Гамлета на богатыря, которым она была при жизни, пропустил удар левой по корпусу… Гриф-падальщик победил орла. У меня было тогда предчувствие, что все закончится подобным образом, и перед тем матчем я написал о Холифилде статью под названием «Докатился». Меня тогда много ругали за слишком злую критику в адрес великого боксера. Однако реальность оказалась еще хуже. Между тем я никогда так горячо не болел за Холифилда, как в тот раз, и в своих прогнозах ошибался не раз, но не было случая, чтобы мне больше хотелось ошибиться, чем тогда. К сожалению, как раз тогда я не ошибся. Я очень боялся унижения великого боксера и замечательного человека, каким является Холифилд, от мерзавца Тоуни, гордящегося тем, что он мерзавец. Так оно и вышло. Зло победило и не могло не победить, просто потому, что добро находилось в слишком уж плохой форме. А добро без шансов на победу – самое печальное зрелище на свете.

Этапы совсем маленького пути

После Тоуни Холифилд проиграл еще и Лэрри Дональду, и казалось, на этом его карьера, наконец, закончится. Может быть, он и сам так думал какое-то время, но потом не выдержал и опять вернулся. А может быть, он и не собирался уходить. Однако теперь он решил встретиться с боксером поплоше – Джереми Бейтсом. Многие тогда подумали, что Холифилд просто не хочет заканчивать великую карьеру поражением. Но Эвандер, расправившись в августе прошлого года за два раунда с Бейтсом, через три месяца встретился с Фресом Окендо, который не так давно вылетел из элиты тяжелого веса и жаждал туда вернуться. Окендо, видимо, решил, что победа над Холифилдом ему в этом поможет. Он собирался повесить его скальп себе на пояс, но в результате повесил свой собственный скальп на пояс Холифилду. Победа Эвандера не была особенно блестящей, но это уже не играло особой роли. По крайней мере для него самого, а все остальные могли думать что им угодно.