Властители и судьбы

Проявился, не из славных, козырной голубь, длинноперистый,

Залетал, посреди моря, на странный остров,

Где, прослышал, сидит на белом камне, в темной клеточке,

Белый голубок, чернохохлистый...

Призывал на помощь всевышнего творца

И полетел себе искать товарища,

Выручить из клетки голубка.

Сыскал голубя долгоперистого,

Прилетел на Каменный остров,

И, прилетевши к белому камню,

Они с разлета разбивали своими сердцами

Тот камень и темную клеточку...

Но, не имея сил, заплакав, оттуда полетели

К корабельной пристани, где, сидя и думаючи, отложили,

Пока случится на острове от моря погода, —

Тогда лететь на выручку к голубку...

Оттуда, простившись, разлетелись —

Первый в Париж, а второй в Прагу...

Аллегории Мировича нетрудно расшифровать, они просты и прозрачны. Поэтому поневоле напрашивается еще одна версия: почему — в Париж? в Прагу?

1968

ГДЕ, МЕДЕЯ, ТВОЙ ДОМ?

I. ГЛАВА ПРОЛОГА

Один раз в сто лет Зевс плакал.

Владыка имел миллион оснований плакать чаще, и чаще гораздо, но свод законов Олимпа не предусматривал слезы. Поэтому Зевс плакал один раз в сто лет. Три стражницы Олимпа, три Оры, не подозревали, что Зевс регулярно плачет. Когда приближался громовержец к воротам, три вечнодевственные Оры закрывали глаза, чтобы не обозревать ослепительный лик бога, и закрывали глаза на все.

Если бы наивные девочки, с прическами, выкованными поднебесными парикмахерами, выкованными скрупулезно, как выковывают кольчуги, девочки с безмятежными сиреневатыми глазами, блещущими и овальными, узнали, что Зевс плачет, плачет эгидодержавный владыка неба и грома, если бы узнали Оры...

Один раз в сто лет Зевс возлагал свои стопы на Землю, и ни одна душа мира не подозревала, что Зевс направляется плакать.

Мать Зевса, Рея, беременная, сбежала на Крит, чтобы сохранить ребенка.

Отец Зевса, Крон, пожирал собственных детей. Это позднейшие боги освоили изощренные методы пожирания. Крон пожирал — буквально.

Он проглатывал детей. Они проскальзывали в желудок, попискивая, как устрицы.

Над Землей царило солнце.

Под землей царил мрак.

На Земле царил голод.

Еще не были созданы человеческие расы, домашние животные и питательные растения.

Боги голодали.

Огромны были ящеры, но не аппетитны, костлявы, даже шкуры в костяных пластинках.

Вот почему Крон пожирал собственных детей.

Вот почему Крон проглотил Гестию, Деметру, Геру, Лида и Посейдона.

Девочки были приятнее на вкус.

Но мальчики сытнее.

Один раз в сто лет Зевс появлялся на Крите, на родине. Две тысячи лет прошло со дня рождения Зевса, но возле горы Дикты ничего не изменилось. Так же прохладно помахивал зелеными ладонями платан, так же позванивала ольха, вся в серьгах, как египетская царица, так же медленно капали листья с лип, продолговатые, покрасневшие, будто смущенные дарованной Зевсом вечной осенью (Зевс любил осень); так же у входа в пещеру, где Зевс вырос, так же возвышались юные куреты с хрустальными щитами в левой руке, с медными мечами — в правой. Их волосы — длинные черные сабли — достигали лопаток. Это куреты, когда младенец Зевс плакал, ударяли мечами по щитам, и щиты звенели, а угрюмый Крон хоть и не слышал плача младенца, воображал, что продолговатый камень, завернутый в пеленки, поданный угрюмой Реей для проглатывания, и есть — Зевс. Это в этой пещере обучала Зевса письменности и арифметике изможденная, седая нимфа Идея. Она была прилежна и тщательна, эта Идея. Она бубнила буквы и таблицу умножения. Она была сутула, нос — костляв. Ни одна женщина с таким носом не осмелилась бы показаться на глаза далее смертному, не говоря уже о боге.

Когда Зевсу исполнилось пятнадцать лет, он убил нимфу Идею. Убил раскаленным прутом из меди. Даже не погнулся прут, не задымился даже. Прут вошел в тело непринужденно, как солдат в казарму.

Далее, Зевс пожал с благодарностью все четыре копыта козы Амалфеи, молоком которой был вскормлен, и козу тем же прутом из меди — убил, а рог ее — рог Изобилия — подарил нимфе Адрастее. Эта нимфа тоже была назначена воспитательницей Зевса. Но проблемы воспитания не вызывали у нимфы энтузиазма. Ей нравились напитки. А соблазнительный аромат хмеля нравился ребенку.

Нимфа Идея гнусавила усеченным гекзаметром:

— Худо закончите вы, Адрастея, ваше существование!

Так Идея гнусавила, когда, приняв положенную дозу напитков, Адрастея, в одних сандалиях, позабыв запеленаться в тунику, обнимала Зевса.

Ребенку нравилось и это.

Адрастея улыбалась нагло и молча.

Зачем Зевс умертвил нимфу Идею? Не из озорства. Зевс был не озорной мальчик. Идея — первый, интуитивный опыт, проба руки.

Но начинающий громовержец понимал, что хоронить нимфу Идею — неразумно. Очень уж разнообразные и богатые знания хранила старуха. Поэтому он сжег Идею, сжег, а пепел заключил в небольшую ладонку, а ладонку прикрепил к поясному ремню.

Когда же возмущались народы и расы и поднималось оружие смерти, тогда Зевс ладонку раскрывал и щепоть пепла нимфы Идеи бросал в центры возмущений, напоминая о знаниях.

Возмущения останавливались.

Олимп говорил: это — положительная сторона деятельности эгидодержавного бога.