Властители ночи

— Ага… — Я подумал, что если занимаешься столь интересной тематикой, действительно есть смысл наедаться с утра, чтобы потом не подавлять тошноту во время работы. — Не думал, что создание ужастиков столь коммерциализировалось. И удается такими исследованиями заработать на жизнь?

— Наверняка! Может, и не хватит на хлеб с маслом для нескольких сотен таких, как я, но для полутора десятков… — Она пожала плечами.

— Ясно, — сказал я, стараясь делать вид, будто она меня убедила. — Значит, сидишь вот так и комбинируешь… — Я сделал паузу.

— Прежде всего, я читаю специальную литературу, журналы, отчеты о клинических случаях фобии, кроме того, старые романы ужасов, учебники черной магии, шабаши, ритуалы, верования и множество другого. Я живу не только за счет идей — немного пишу сама, иногда получаю письмо от сценариста: «Слушай, в этом месте должно что-то быть, но я никак не могу сообразить, что именно», читаю и помогаю. Потом получаю деньги, и всё.

Я допил кофе, вытер губы и машинально огляделся в поисках сигарет. Вэл перехватила мой взгляд и правильно его поняла:

— Я не курю, но если ты хочешь…

— Да, хочу, но три недели назад я бросил курить. — Я вслушался в собственный голос, пытаясь найти в нем признаки капитуляции, но, похоже, их пока не было. — Не будем об этом.

Она рискованно наклонилась вместе со стулом назад, но, видимо, подобная позиция давно уже была проверена и испытана, во всяком случае, она не глядя взяла кружку с кофе и перенесла ее на стол. Я поспешно подставил чашку.

— А ты чем занимаешься? — Рано или поздно она должна была об этом спросить, а я вынужден был ответить правду.

— Я частный детектив. Сыщик, про каких пишут в бульварных романах…

Она замерла столь выразительно, что если бы мне пришлось на основании ее реакции дать оценку «виновна-невиновна», я поставил бы на «виновна» последние ботинки и комплект любимых клюшек для гольфа. Несколько секунд спустя она пришла в себя — в достаточной степени для того, чтобы притвориться, будто обнаружила пятнышко на бедре, и наклонила голову, чтобы его стереть. Копна рыжих волос закрыла от моего взгляда ее лицо, но сейчас мне и незачем было на него смотреть.

— В последнее время для таких, как я, появилось новое прозвище, — продолжал я как ни в чем не бывало. — Канистра. От латинского «канис» — собака. Но как раз для него я не предвижу большого будущего.

— У тебя дело в Редлиф-Хилл? — Она подняла взгляд. — Хотя, наверное, я не должна спрашивать?

— Нет. — Я нарочито медленно потянулся к чашке и не спеша выпил кофе. — То есть — у меня нет здесь никакого дела, и можешь спрашивать. Если не смогу или не захочу, я просто не отвечу. А почему в таком случае я здесь? — Я позволил себе широко и искренне улыбнуться. — Со вчерашнего дня я житель Редлиф-Хилл, открываю здесь агентство.

— Шутишь?!

— Нет, я предложил свою кандидатуру нескольким городам и получил четыре патента на лицензии. Я выбрал этот, потому что здесь горы, а мне всегда хотелось кататься на лыжах чаще, чем раз в неделю.

— Придется тебя разочаровать — трассы здесь не лучшие. Только два года назад местный мэр решил включить нас в каталог общеизвестных курортов, где-то между Аспеном и Денвером. Здесь, скорее, более подходящее место для альпинизма, зимой бывают лавины, и так далее.

Я пренебрежительно пожал плечами:

— Ты понятия не имеешь — но не говори этого никому, — какими на самом деле были прочие кандидатуры! О таких Кевин Гроггс говорил, что самым крупным успехом городского совета было издание восемь лет назад каталога местных ям и луж.

— И ты вчера только приехал, а я тебя стукнула! Неплохой привет.

Она уже полностью пришла в себя.

— Это был первый урок: не бегать по улицам Редлиф-Хилл. Особенно под дождем. А кстати — тут всегда так льет? Энциклопедии об этом молчат.

— Осенью здесь всегда мокро и сыро, но в этом году хуже, чем когда-либо. — Она встала и начала переносить пустую посуду в открытую пасть большой посудомоечной машины. У нее был весьма симпатичный бюст, а когда она нагибалась, открывался прекрасный вид на изящный задик. — Хуже всего, что всё время хлещет и хлещет, — говорила она, не зная, во что я вглядываюсь. — Пусть бы полило неделю и всё, но нет! Когда-то, однако, это должно кончиться, разве что сразу перейдет в снег.

Я встал и начал подавать ей посуду. Мы молча закончили уборку. Когда я взял кружку и жестом спросил, не хочет ли она еще кофе, она отрицательно покачала головой; я налил остатки себе и с нескрываемым удовольствием выпил. Завтрак и кофе разогрели меня так, что мне пришлось сбросить свитер, который упал на спинку кресла, свесив рукава почти до пола; он напоминал худого старичка, пытающегося дотянуться до пола кончиками пальцев. Тихо шумела льющаяся в посудомоечную машину вода, а у нас исчерпался запас тем для разговора. Вэл, похоже, хотелось исчезнуть с моих глаз, у меня же имелось к ней еще несколько вопросов.

— А что ты в последний раз делала для кино?