Глядя на Милу, такую заботливую, внимательную, красивую и элегантную, он приходил к значимым для себя выводам: «Ничего уже не изменить, это – жизнь. Он же сам не святой. Были и у него эротические подвиги. Пусть не влюблялся он ни в кого, но юбки хорошенькие не пропускал? Нет. Так почему же его жена, которой скоро исполнится пятьдесят, не может себе позволить хоть одно любовное приключение? Короток бабий век. Даже здесь в санатории он ловит на Миле двусмысленные взгляды. Она нравится окружающим, сосед за обеденным столом глаз с неё не сводит. Мужики в коридорах шеи сворачивают. И ему это приятно, когда он рядом с ней. Надо отдать должное и тому, что на него тоже смотрят. И женщины, и мужчины… Рога видны, что ли? А через несколько лет не будет и этих взглядов… Наступит старость и ей вспомнить будет нечего. Что она расскажет внучкам и внукам, сидя в кресле у камина, о своей женской судьбе? Будет пересказывать чужие романы? Вспоминать Лялькины байки? Надо найти в себе силы простить. Но где эти силы взять?»
Глава 24. Любаша и Лялька
«
– Кто обидел такую красавицу? У кого поднялась рука, вылетело дурное слово, мелькнула низменная мысль? Кто там так сильно топнул ногой? Люди, берегите друг друга! – Лялька закончила свою тираду и остановилась перед симпатичной блондинкой лет двадцати, которая сидела на ступеньках лестничного пролёта, растирала своими пухлыми пальчиками тушь по глазам, вытирала их краешком махровой разноцветной резинки, закреплявшей на конце её длинную косу. Девушка, вся всхлипывая, подрагивала вместе со своими круглыми плечами.
В подъезде, где они встретились, никого больше не было. Любаша повернула голову назад, чтобы удостовериться в том, что эти слова адресованы ей, а ни кому-то другому. Призыв к людям так и повис в воздухе. Ляльке, чтобы попасть в собственную квартиру, необходимо было пройти мимо незнакомой блондинки. А так как её основным жизненным принципом была забота о детях, стариках и животных, равнодушно смотреть на чужие слёзы она не могла. Да и чем-то эта девушка напомнила ей себя, такую же провинциалку, двадцать лет назад. Искренне захотелось пожалеть, напоить чаем, успокоить это заблудшее в её подъезд великовозрастное дитя.
– Ты кто? Что за беда у тебя? – Лена взяла несопротивляющуюся девушку за плечи, развернула в сторону собственной квартиры, открыла дверь ключом и подтолкнула на кухню. – Чего не отвечаешь? Немая или молчаливая?
– Никакая я не молчаливая, я долго-думающая… А за окном, между прочим, абсолютно круглая луна – на нее удобно выть.
– Отлично, что не немая. Значит, общаться сможем. Вот тебе для начала стакан воды. Выпей, утри свои слёзы и успокойся. Здесь ванная. Умойся – тушью паркет запачкаешь. У меня чай есть зеленый, посидим, поговорим.
Пока девушка приводила себя в порядок, Лена в микроволновке разогрела курицу, вскипятила чайник, поставила тарелки и все другие приборы на стол. Она целый день была на ногах, проголодалась и устала так, что одно желание поесть в ней не могло побороть второе – поспать.
– Садись к столу. Поешь, – пригласила она незнакомку, которая вышла из ванной, и сама села напротив. – Тебя зовут-то как?
Девушка уже немного успокоилась, шмыгнула ещё несколько раз красноватым от слёз носом, со строптивой ноткой в голосе сказала:
– Любовью.
– Красиво звучит! А чаще как называют, друзья, родные?
– Любашей…
– А меня Лялькой! Вот и познакомились.
– А Лялька – это кто: Оля или Лена?
– Я лично Лена. А зовут так многих. Особенно в постели! – Лена рассмеялась. – В голливудских боевиках все «бэби», а у нас «ляльки» да «малышки».