Влечение: эротическая сага

– Как говорят англичане: «Первое впечатление нельзя произвести дважды», – съязвила она.

– Правильно говорят. А вы, и милы и умны, не растерявшись с ответом, – ответил незнакомец в лукавой улыбке.

Он встал из-за стола и пересел к блондинке.

«Точно бабник, – про себя подумала Мила и сделала глоток кофе. – Везет мне на них, как аллергикам на ос».

За стол с блондинкой и «бабником» подсели еще пару мужчин.

– Первый тост за великое чувство!!! – поднял бокал тот, что справа.

– Нет. За единственное русское имя, которое заканчивается на мягкий знак! – стал спорить его сосед по столу.

– Орлы, хватит петушиться: мы пьем за прощание с Любовью!!! – «бабник» налил в бокалы шампанского и мужчины встали по-гусарски. Все они вели себя как старая и давно знакомая компания, разрастающаяся на глазах. Тот, что в платке, приглашал за столик всех знакомых в этом кафе, заказал еще вина, приставлялись столы, стулья. Отдыхающие быстро развеселились и громко заговорили тост за тостом, часто перебивая друг друга.

«Вероятно, девушку зовут Люба и прощаются они с ней, а не с любовью?» – тихо обратилась к себя Мила.

На стене у барной стойки висела плазменная панель большого телевизионного монитора. Корреспондент эмоционально и громко вёл свой репортаж о небывалой жаре в центральных регионах страны: «Горло перехватывает невидимая, жёстко сомкнувшая пальцы рука, дым застилает глаза, они плачут, по щекам, ручейки слёз уносят счастье, горизонт души полыхает пожаром, люди бегут на работу, закрывают мокрыми платочками рот, теряя гвоздику на асфальт. Они хотят спасти свою жизнь, свою любовь. Этот зной все запомнят надолго. Лето мокрых простыней, душного смога и душевной безвыходности.»

На экране спасали любовь, с Любовью в зале кафе громко прощались мужчины, о своих любимых тихо вспоминала женщина. Грустные мысли, как пчёлы, роились в её голове под весёлый звон бокалов незнакомых людей; они звучали, словно по задуманному сценарию, донесшейся с экрана метафоры, в самый раз сгодившейся для статьи подруги-психолога.

Мила несколько раз пересеклась взглядом с человеком в платке, «бабником», сидевшим напротив. Нет, скорее, он не сидел, а возникал перед ней. Он всё время двигался: вставал, садился, снова вставал. Она видела его впервые, а в голову, от тяжёлых, как подол длинного платья думок, лезли до абсурда глупые, банальные вопросы: «Почему с ним всем так легко? Откуда идет эта завораживающая энергия? Дежавю?»

Перед уходом она поинтересовалась у бармена, который все также усердно полировал тканевой салфеткой бокалы.

– Не подскажите, любезный: «Кто этот человек?»

– Это наш хозяин, – невозмутимо, но с какой-то гордостью за своего начальника, ответил тот. – Его все знают и он всех знает. Его все уважают и он всех уважает.

– А почему?

– Потому что он всех любит! И его все любят…

– Радость, – слово как-то вырвалось само собой.

– Что, что вы сказали, милая девушка?

– Радость!

Мила загадочно улыбнулась, вспомнив строгий наказ Марты. Игриво прищурившись, натянула на глаза свою любимую шляпу с волнистыми, как морская волна полями и очаровательным цветком из семи лепестков (Аркадий привёз ей это чудо из Италии). Расковано, по– южному, давая ласкать своё тело летнему солнцу и воздуху, медленно зашагала в отель по тяжёлым прохладным ступеням.

«Ой! Какая всё-таки радость от такой прохлады»…

***

Лето в этом году выдалось не просто жарким, а аномально жарким. Прогнозы синоптиков о глобальном потеплении сбывались более чем на сто процентов. А воздух прогревался так, как будто бы всё вокруг превратилось в одну микроволновую печь.

Продолжая подниматься, считая ступени, по детской ещё привычке: «Пятая! Здравствуй, радость! Шестая, заблудилась ты не в радость. Седьмая, где теперь найду тебя?» – скороговоркой напевало её подсознание. – «Семь ступенек – счастливое число», – подумала Мила и повернула ключ.

Комната была просторной, в ней было много воздуха оттого, что вся необходимая мебель умело, с хорошим вкусом встроена в стены. «Ничего лишнего. Это я люблю. Это тоже радость», – как бы отчитываясь в очередной раз перед Мартой, и от этого, рассмеявшись в голос, проговорила и крутнулась перед огромным от пола до потолка зеркалом, которое было обрамлено в резную под старину тяжёлую раму, предававшую всей комнате вид торжественный и даже слегка помпезный.

От своих природными корней, уходивших в далёкое католическое и славянское прошлое, Мила унаследовала слегка взбалмошный, но в тоже время спокойный и задумчивый характер. Несмотря уже на немолодой возраст, в ней, как и раньше, легко уживались девочка и женщина. Бабушка часто шутила над ней: «Ах, Мила! Мила! Когда ты станешь взрослой? Да! Рижанка – не итальянка. Может быть, римлянка, может, славянка». Что она имела в виду?