Вляпалась!

Ей хочется столько ему рассказать.

У них будет на это время. Позже.

Отец пишет ей эсэмэску, что минуты через две подъедет к дому Эйнсли. Сейчас уже нет времени. Когда Минт возвращается в гроб, Имми готовится перевести его обратно в спектральный режим. Она больше не может ждать. Она целует его и нажимает кнопку. На самом деле это ее первый настоящий поцелуй. Джастин не считается. Борьба губами не в счет.

Она целует Минта прямо в губы. У него сухие, мягкие, прохладные губы. Это все, чего она хотела от поцелуя.

Когда она спускается по лестнице, отцовская машина как раз останавливается на подъездной дорожке. Но прежде чем она доходит до двери, Минт снова появляется перед ней в темном коридоре, только теперь в виде призрака. На сей раз он сам ее целует. Это призрак поцелуя. И хотя на этот раз она ничего не чувствует, этот поцелуй тоже именно такой, каким она представляла себе идеальный поцелуй.

По пути домой отец спрашивает:

— Как дела у Эйнсли?

— Эйнсли — это Эйнсли, — отвечает Имми. — Ну ты знаешь.

— Было бы странно, если бы она была кем-то другим, — говорит папа. — Ей все еще нравятся эти… как их там… Любовники?

— Бойфренды, — говорит Имми. — Ей подарили нового на день рождения. Не знаю даже. Может, они ей уже не так нравятся, как раньше…

Папа говорит:

— Ну а у тебя что? Есть бойфренды? Настоящие?

— Не знаю, — отвечает Имми. — Был один парень, Джастин, но… э… это было давно. Он… ну… как тебе сказать… Это было несерьезно. Так, потусовались немножко. А потом расстались.

— Настоящая любовь, а?

То, как он это говорит — шутя, — так бесит Имми, что ей хочется закричать. Она щиплет себя за руку, отворачивается и прислоняется лбом к прохладному темному оконному стеклу. Дрожит. Все в порядке — ей удается взять себя в руки.

— Папа… Можно задать тебе вопрос?

— Валяй.

— Ты веришь в привидения?

— Ни разу ни одного не видел, — говорит он. — Да как-то и не хочется. Мне хочется думать, что мы не болтаемся тут после, ну… после смерти. Мне хочется думать, что мы попадаем в какое-нибудь новое место. Путешествуем.

— Можно задать еще один вопрос? Как понять… в смысле, любовь ли это?

Отец поворачивается, чтобы посмотреть на нее, затем кивает, словно она только что рассказала ему что-то, о чем даже не подозревала. Потом снова смотрит на дорогу.

— Сегодня такая ночь, да? Кому это в голову приходят великие мысли о любви и смерти? Тебе или Эйнсли?

— Мне. Наверное…

— Имми, ты знаешь, что такое любовь.

— Знаю?

— Ну конечно, знаешь. Ты ведь любишь маму, ты любишь нас с мамой, правда? Ты любишь Эйнсли. Любишь своих друзей.

— Да, иногда я люблю своих друзей, — соглашается Имми. — Но я не такую любовь имею в виду. Я имею в виду, ну… Ты знаешь, мальчиков. Я говорю о такой любви, какой она бывает в книжках или фильмах. О любви, от которой хочется умереть. Из-за которой всю ночь не спишь, от которой у тебя кружится голова, кроме которой больше ничего не имеет значения.

— Ох, Имми, — вздыхает отец. — Это ненастоящая любовь. Это фокус, который тело проворачивает с разумом. Но это не плохой фокус — так у нас появляются стихи и песни на радио и дети, и иногда это даже хорошие стихи и хорошая музыка. Дети — это, конечно, тоже хорошо, но, Имми, пожалуйста, тебе еще рано. Лучше пока занимайся музыкой и стихами.

— Господи, — говорит Имми, — я же не про секс. Я говорю о любви. Если такая любовь — всего лишь фокус, то, может быть, в жизни вообще все — фокус. Правильно? Все-все. Дружба. Семья. Вы с мамой должны меня любить, потому что иначе быть с вами хреново. Вы от меня не избавитесь.

Какое-то время отец молчит. Он терпеть не может проигрывать спор. Имми нравится, что он никогда не притворяется и не пытается ее обмануть.

— Некоторые умные люди утверждают, что все это действительно фокус. Но, Имми, если это правда, это самый лучший фокус, который я знаю. Мы с твоей мамой тебя любим. Ты любишь нас. Вы с Эйнсли любите друг друга. И однажды ты встретишь мальчика или, не знаю, может быть, девочку и полюбишь этого человека. И если тебе повезет, он ответит тебе взаимностью.

— Иногда я не люблю Эйнсли, — признается Имми. — Иногда я ее ненавижу.

— Что ж, — говорит отец. — Это тоже часть любви.

Забавно, но собственный дом нравится Имми больше, чем дом Эйнсли. Она бы не хотела жить в доме Эйнсли, даже если бы там не было матери подруги. Но все же Имми рада, что большую часть времени все они болтаются в доме Эйнсли. Она не любит, когда собираются у нее. Ей не нравится, когда отец обменивается шутками с Эйнсли или когда мама говорит Скай, какая та красивая. Ей не нравится, как Элин криво усмехается, рассматривая коллекцию музыкальных дисков, которая принадлежит родителям Имми. Как-то за обедом Имми спросила родителей, не думают ли они, что было бы здорово соорудить веранду возле кухни. Родители лишь переглянулись. Отец сказал: «Конечно, Имми. Было бы здорово». Он сказал это серьезно, без всякой иронии.