Так. Вот здесь все немного запутано. Мать Лиама была англичанкой. Родом из семьи с древними корнями, кучей денег и по большей части полным отсутствием родительского надзора. Ко времени, когда она стала подростком, она уже окончательно опустилась. Бухло, наркота, рекреационный сатанизм — чем она только не увлекалась! Ее выгоняли из всех школ, где она училась, а потом — из лучших реабилитационных учреждений. В конце концов семья не выдержала и тоже выгнала ее из дома, снабдив деньгами на поездку… На пару лет она угодила в тюрьму, родила ребенка. Это и был Лиам. Какое-то время болталась по Европе, а потом, когда Лиаму было лет семь-восемь, она ударилась в религию и полностью изменила свою жизнь. К тому времени оба ее родителя уже скончались от одного из устойчивых к антибиотикам вирусов. Все их состояние унаследовал ее брат. Она вернулась в родовое гнездо — представьте себе дом, похожий на этот, — и попыталась помириться с братом. Вы меня еще слушаете?
— Так это настоящая старомодная английская история о привидениях, — сказала Порция.
— Ты себе даже не представляешь, — сказала Сиси. — Ты себе даже не представляешь. В общем, ее брат был в некотором роде козлом. И позвольте еще раз подчеркнуть: это была богатая семья, вы себе даже не представляете, насколько. Мать, отец и брат увлекались коллекционированием предметов искусства. Современного. Видеоинсталляции, перформанс, всякие весьма странные вещи. Они пригласили к себе одного художника-американца и заказали ему конкретную инсталляцию с географической привязкой. Так это называл Лиам. Это должен был быть комментарий на тему трансатлантического обмена, постколониальных отношений между Англией и США, что-то в этом духе. Художник сделал следующее: купил ранчо в аризонском пригороде — а это, кстати, тот штат, где до сих пор можно увидеть старый Лондонский мост. Так вот, художник купил ранчо, построенное где-то году в двухтысячном, вместе со всей мебелью и прочими вещами, вплоть до рулонов туалетной бумаги и банок с супом в шкафах. Он велел разобрать дом, провел инвентаризацию всех вещей, сделал множество фотографий и видео, чтобы знать, где что должно находиться, и перевез все это в Англию, где заново отстроил дом на земле, принадлежавшей семье Лиама. И одновременно рядом с ранчо построил второй дом — точную копию первого, от фундамента до картин на стенах и банок с супом на полках в кухне.
— Зачем кому-то вообще такое нужно? — спросила Мей.
— Меня можешь не спрашивать, — сказала Сиси. — Будь у меня столько денег, я бы их тратила на туфли, выпивку и каникулы для себя и всех своих друзей.
— Правильно, — сказала Гвенда. Все они подняли свои сосуды и выпили.
— Адская штука, Аун, — сказала Сиси. — По-моему, она изменяет мои митохондрии.
— Вполне возможно, — сказала Аун. — Твое здоровье.
— Короче, эта двойная инсталляция получила какую-то награду. Привлекла много внимания. Весь смысл в том, что никто не знал, какой из домов настоящий, а какой — копия. Вскоре супервирус убил мать с отцом, а через пару лет после их смерти мать Лиама, паршивая овца, вернулась домой. И брат сказал ей: "Я не хочу, чтобы ты жила со мной в нашем родовом поместье. Но я позволю тебе жить на нашей земле. Я даже дам тебе работу, будешь вести хозяйство. А взамен ты будешь жить в моей инсталляции". Судя по всему, сам художник очень хотел сделать это частью проекта: найти семью, чтобы она жила там. Козел-братец сказал: "Вы с моим племянником можете поселиться у меня в инсталляции. Я даже разрешу тебе самой выбрать дом". Мать Лиама пошла поговорить об этом с Богом. Потом вернулась и въехала в один из домов.
— А как она решила, какой из домов выбрать? — спросил Салливан.