– Я горжусь тобой, Лана, и мы оба тоже тебя очень любим. – Она целует меня в висок. – Я всегда знала, что из тебя получится прекрасная мать, но ты превзошла все мои ожидания. Конечно, все складывается непросто, но я восхищаюсь твоей силой и решительностью. И восхищаюсь тем, как тебе удалось справиться со всем тем мраком, как усердно ты создаешь лучшую жизнь для себя и своего сына. Искренне надеюсь, что у вас с Кэлвином все сложится, но даже если нет, с тобой все будет в порядке. Даже лучше, чем просто в порядке. – Она гладит меня по руке. – Следуй своим путем, Лана. И не позволяй никому прокладывать его за тебя.
Следующим утром я была мисс Нервозность, пока поджидала Кэла в холле. От парадных ворот пришло подтверждение о его прибытии. Через целую вечность раздался звук дверного звонка, и я шагнула ему навстречу. Я нарядила Хьюсона в симпатичную рубашку-поло бело-синего цвета и в шорты. Он был в прекрасном настроении все утро и пока не собирался спать. Мое сердце так бешено колотилось в груди, что мне казалось, будто его грохот эхом разносится под сводчатыми потолками холла. Липкими от пота руками я открыла дверь.
Солнце решило побаловать своим присутствием, плотные светлые лучи окутывали Кэла своим сиянием. На нем были плотно прилегающие джинсы и белая футболка, поверх которой лазурного цвета рубашка, прекрасно сочетавшаяся с цветом его глаз. На ногах фирменные кроссовки Pristine. Борода сбрита, а на лицо вернулись краски. Ему, похоже, было несколько неловко, и он постоянно запускал руку в волосы, откидывая их назад, но несколько прядей все равно падали ему на лоб. Кэл выглядел чертовски хорошо, и мое сердце заныло от тоски по нему.
Не существовало никакого достаточно долгого промежутка времени, за который мое влечение к нему могло бы стихнуть.
Свежий цитрусовый аромат парфюма наполняет воздух, когда он входит в холл. Его взгляд прикован к Хьюсону, и в воздухе повисает неловкое ожидание. Он осторожно протягивает руку и хватает пальчики Хьюсона.
– Привет, дружок.
Хьюсон сжимает его пальцы и радостно пускает слюни. Глаза Кэла увлажняются.
Резкий звук каблуков, стучащих по мраморному полу, заставляет меня застонать.
– Внимание, – шепчу я. – Идет моя бабушка. Она твоя большая поклонница.
Он недоверчиво смотрит на меня, приподняв бровь.
– Лана, дорогая, – говорит бабушка, наклонившись, чтобы поцеловать меня в щеку, кажется, впервые за все время, – вот ты где. А вы, должно быть, мистер Кеннеди. Рада знакомству.
Она протягивает руку, и Кэл пожимает ее, пока я борюсь со жгучим желанием убежать на кухню и смыть ее слюну со своей щеки с каким-нибудь ядреным моющим средством.
– Взаимно, миссис Уильямс. Ваш дом производит впечатление.
Бабушка так широко улыбается, что я начинаю переживать, как бы ее лицо не треснуло. А я смотрю на Кэлвина со все возрастающим беспокойством. Она гладит его по руке.
– Вы слишком добры.
– Спасибо, что приютили Лану и моего сына, – говорит он, глядя на меня как будто с опаской. – Но знайте, впредь я намерен взять заботу о них на себя.
Эти слова застают меня врасплох. И бабушку. Немного потрясенная, она отвечает.
– Чудесно. Но Лане и Хьюсону здесь всегда рады, – с этими словами она наклоняется и щипает Хьюсона за щеку. Не думаю, что ей хватило бы жестокости причинить ему боль намеренно – все ее нападки были словесными – и, кажется, что ей действительно нравится наш малыш, но она определенно ущипнула его сильнее, чем следовало бы. Хьюсон заливается слезами, и по моим венам вместо крови течет живая ярость.
Материнский инстинкт бушует внутри, и рука приходит в движение быстрее, чем я успеваю подумать. Кэл реагирует мгновенно, хватает меня, притянув к себе, и не дает тем самым поднять руку на собственную бабушку. Он взглядом призывает меня к осторожности. Вырвавшись из его хватки, я прижимаю Хьюсона к себе и поглаживаю по спине, нашептывая на ушко успокаивающие слова, осторожно покачиваюсь взад и вперед, пока он не успокаивается.
Бабушка выглядит немного смущенной, но не извиняется. Думаю, что слова «прости» в ее словарном запасе нет.
– Прошу нас извинить, бабушка, – говорю я сквозь зубы. – Но нам с Кэлом о многом нужно поговорить.
Я взглядом велю ему следовать за мной. Он безмолвно идет следом, пока я поднимаюсь в свою комнату. Нам нужно уединиться, и это единственное место, на которое бабушка не стала бы посягать. К тому времени как мы закрыли за собой дверь, Хьюсон перестает плакать, но от рыданий его лицо пошло пятнами.
– Я тоже захотел отвесить ей пощечину, – признается Кэл. – Но это было бы не слишком умно.
Я измеряю шагами комнату, прижимая сына к груди.
– Старый, напыщенный, набитый деньгами мешок! – возмущаюсь я.
Кэл встает передо мной и берет за локоть.
– Хватит. Остынь. – Он смотрит на Хьюсона, прижавшегося к моей груди. – Можно подержать его?
Мой гнев проходит.