Влюбленные

Именно об этом я собирался писать. Что происходит с солдатом, когда война перестает быть достойным мужчины занятием и превращается в обыкновенное убийство, в резню? Когда исчезают доблесть, благородство и слава и остаются только кровь, смерть, страдания ни в чем не повинных людей. Ты скажешь — это тема не новая, об этом когда-то много писали, но мне казалось — я смогу осветить проблему под новым углом. Для этого мне нужно было только одно — суметь разговорить моих друзей, заставить их откровенно рассказать о своих переживаниях. И я преуспел, — добавил он, все так же глядя в пол у себя под ногами. — Несколько парней решились поделиться со мной пережитым. От них-то я и узнал, что мятежники использовали жителей деревни в качестве живого щита. Нашим парням, оказавшимся под обстрелом, приходилось стрелять в ответ, но их пули то и дело попадали в стариков, детей, беременных женщин и совсем крошечных младенцев, которых мятежники выгнали на открытое пространство перед своими позициями. И примириться с этим им было невероятно трудно, почти невозможно.

Доусон в очередной раз замолчал и молчал так долго, что Амелия уже решила, что он закончил свой рассказ. Оказалось, однако, что он только-только подошел к самому главному.

— Одним из тех, у кого я рассчитывал взять интервью, был капрал Хокинс — симпатичный, улыбчивый парень с крошечного ранчо в Северной Дакоте. Несмотря на то что Хокинс вырос в глуши, он был на удивление сметлив и обладал задатками прирожденного лидера. Сослуживцы его любили, он тоже дружил со многими. За все время службы на «точке» он не получил ни царапины, хотя регулярно участвовал в самых опасных боевых выходах. После боя у деревни он утешал тех, кто совсем пал духом, и сам писал письма родителям погибших, в которых прославлял мужество и доблесть павших товарищей.

Однажды утром, когда после завтрака я возвращался в свой блиндаж, Хокинс окликнул меня. Он сидел на гребне небольшого каменистого холма рядом с лагерем. Солнце только что встало над горами, оно било ему в спину, так что я различал только силуэт. Мне даже пришлось прикрыть глаза ладонью, чтобы разглядеть, кто меня зовет. Видя, что я остановился в недоумении, Хокинс еще раз махнул рукой и крикнул, чтобы я поднимался к нему — мол, он хочет дать мне интервью, о котором я давно просил. Я стал подниматься к нему, но склон холма был довольно крутым и к тому же усыпан щебнем и галькой, которые выскальзывали у меня из-под ног. Мне было трудно. Раннее утро, а я уже задыхался от жары, а местами даже опускался на четвереньки, потому что иначе наверх было не взобраться — и все равно я то и дело оступался и съезжал вниз. Хокинс смеялся и кричал, чтобы я поторопился, иначе он передумает… — Доусон исподлобья взглянул на Амелию и снова уставился на узор ковра. — Наконец я добрался до вершины. Пот заливал мне лицо, глаза щипало, болели изрезанные о камни руки и колени. Солнце по-прежнему слепило меня, и я снова прикрыл глаза от света, чтобы различить фигуру Хокинса.

«Так ты хотел взять у меня интервью, Доусон?» — спросил он и улыбнулся мне своей простой, по-домашнему мягкой улыбкой.

«За этим я и поднялся сюда», — отвечал я. Я тоже широко улыбался, но моя улыбка выглядела, должно быть, совершенно по-идиотски. Пот по-прежнему стекал по моему лицу, попадал в глаза, а я все шарил по карманам, ища карандаш и блокнот, поскольку свой ноутбук я оставил в блиндаже, а Хокинс не дал мне возможности за ним сбегать.

«Писа́ть ничего не нужно», — сказал он мне… а потом достал пистолет и выстрелил себе в рот.

Упираясь локтями в колени, Доусон всем корпусом наклонился вперед и с силой надавил большими пальцами на глазные яблоки. Губы его изогнулись в горькой усмешке, когда он сказал:

— Вот так я получил свое интервью.

— Это и есть твой ночной кошмар? — догадалась Амелия.

— Последнее, что я слышу перед тем, как проснуться от собственного крика, это звук выстрела.

— Бедный Доусон!.. — сочувственно прошептала она.

— Только не надо меня жалеть.

Поднявшись с кресла, Амелия подошла к нему.

— Ну вот, ты опять меня отталкиваешь. Пытаешься оттолкнуть… — Она подняла руку, чтобы погладить его по щеке, но он резко отстранился.

— Спасибо, но если ты сейчас отдашься мне из жалости, это не избавит меня от кошмаров.

Амелия подошла совсем близко и теперь стояла между его широко раздвинутыми коленями.

— Вот опять, — проговорила она с улыбкой. — Ты снова меня отталкиваешь, но я все еще здесь.

Он положил руки ей на бедра, словно собираясь оттолкнуть ее физически. Но стоило ему прикоснуться к Амелии, как его пальцы инстинктивно сжались, и он привлек ее к себе, упершись макушкой ей в живот.

— Да… — проговорил он громким, хриплым шепотом. — Ты все еще здесь!..

Амелия в свою очередь прижала голову Доусона обеими руками. Ее пальцы нежно перебирали волосы у него на затылке.

— Спасибо, что ты мне все рассказал.

Он поднял голову и посмотрел на нее.

— Ты меня благодаришь?..

— Кто еще знает об этой истории?

— Никто.

— А Хедли?

— Никто, — повторил Доусон.

— Но ты доверился мне… почему? Разве я такая особенная?