Голова тяжела, невозможно оторвать от подушки, а в горле все та же горечь тошноты.
За дощатой стенкой, увешанной коврами, слышится повелительный женский голос:
— …Надо быть полным идиотом, чтобы не воспользоваться этим случаем.
В ответ неразборчивое:
— Бу-бу-бу…
— …Ты никогда не умел жить, поэтому мы здесь и прозябаем. Личные контакты — это великое дело.
— Бу-бу-бу-бу…
— Если уж ты сам не способен, так положись на меня!..
«Кто это? О чем они? — силится понять Нина. — А-а… я у Самариных. Да, да. Они привезли меня к себе из больницы, а Геннадий Семенович уехал обратно в село… Сколько же времени я спала?»
Она только хотела скинуть с себя одеяло, чтобы встать и одеться, как послышались шаги и в дверях появилась полная кудреватая женщина с ямочками на щеках.
— Вы проснулись? — ласково обратилась она к Нине. — Добрый день.
— Добрый день… — Нина смотрела на женщину, смутно припоминая ее лицо.
— Э, да нам, я вижу, придется заново знакомиться, — рассмеялась женщина. — Крепко, видать, поспали.
— Простите… Я действительно все заспала.
— Да и не до меня вам вчера было, это также надо учитывать. Ну что ж, давайте снова знакомиться, — и она протянула Нине руку. — Валентина Семеновна. Тоже врач. Ну, а этого гражданина вам представлять не нужно, — с чуть заметной иронией она указала на мужа, выступившего на миг из-за ее спины. — Уж я так ругала его тогда, когда он после вашего к нему визита не пригласил вас к нам. Мне очень хотелось познакомиться с вами.
— Скажите, который теперь час? — быстро спросила Ника.
— Четверть второго.
— Я так долго спала?
— Да.
Нина потянулась рукой к стулу, на котором лежала ее одежда.
— А вот этого вам не следует делать, — и Валентина Семеновна отодвинула стул подальше.
— Почему?
— Сейчас узнаете…
Валентина Семеновна взяла с тумбочки градусник и поставила его Нине под мышку.
— Вы больны. Да, да. Не удивляйтесь. Надышались в дороге морозного воздуху и простыли. Острый бронхит. Ваше счастье, что не схватили, как ваш муж, двустороннее воспаление легких.
— Как он? Что с ним? — все события прожитого дня встали у Нины перед глазами.
— Не надо волноваться. Не надо.
— Вы видели его?
— Ну конечно. Я только что оттуда.
— Я пойду к нему! Я чувствую себя здоровой! Вполне здоровой!
— А это что? — и Валентина Семеновна поднесла к ее глазам термометр с высоко поднявшимся ртутным столбиком. — Вам, Нина Дмитриевна, нельзя выходить на улицу. Запрещаю категорически!
— Но я столько ехала, чтобы быть возле него!
— Вы навредите себе и ничем не поможете ему. Там нужен терпеливый, кропотливый уход, тогда как вы… Мне передавали, насколько вы оказались способны к выдержке.
— Это было в первые минуты! Так все неожиданно! Теперь же я…
Резкий натужный кашель прервал ее речь. Кровь прихлынула к шее, к лицу, казалось, все разрывается внутри, и она, чуть поутихнув, бессильно упала на подушки.
— Вот… Я же вам говорила, что надо лежать и лежать. Отдыхайте, накапливайте силы.
Очевидно, вместе с лекарством Нине дали какое-то снотворное, потому что глаза тут же стали слипаться. Да и усталость после дороги все еще сказывалась.
Проснулась Нина поздно вечером, поужинала и снова заснула.
Утром следующего дня Валентина Семеновна внимательно ее осмотрела, прослушала.
— Ну вот, положение улучшается.
— А как он?
— Не беспокойтесь… Надо только ждать…
— Кризис еще не миновал?
— Нет.
— Валентина Семеновна… — умоляюще просила Нина. — Я пойду к нему… Оденусь потеплее и…
— Что вы, что вы! Ни в коем случае! Хотите получить осложнение?.. Посмотрите, какие морозы стоят! Сорокаградусные! Что я скажу вашему отцу, если вас не уберегу?.. Вчера я разговаривала с ним по телефону. Все рассказала. Утром он хотел позвонить сам.
Из соседней комнаты раздались резкие, настойчивые звонки.
— Наверное, он! Что ему передать?
— Ну… вам виднее.
Валентина Семеновна побежала к телефону, оставив дверь открытой, и Нина услышала:
— Здравствуйте, Дмитрий Антонович!. У нас все хорошо… Да, хорошо. Нина проснулась. Хотите с ней поговорить?.. Минуточку. Она в постели. Сейчас укутается в одеяло и подойдет…
Нина взяла трубку.
Отец взволнованным голосом спрашивал, как она себя чувствует. Просил, чтобы она во всем слушалась Валентину Семеновну.
— …Положись на нее, — неслось из трубки сквозь какие-то потрескивания. — Она опытный врач и сделает все, что нужно, и для тебя, и… для него. И не волнуйся, я на него не сержусь! Ты меня слышишь? Слышишь?..
Перебои на линии прервали их разговор.
— Алло, алло!.. — кричал Дмитрий Антонович. — Нина, я не могу сейчас к тебе приехать, много работы, но Маргарита Алексеевна скоро будет у тебя!
— Не надо! Зачем же? Не надо! — возражала Нина, чувствуя, как от слов отца о Косте слезы наполнили ее глаза.
— Нет, нет! Она уже собирается. Привезет тебе все теплые вещи! Жди! Вдвоем будет веселее! Желаю вам скорее обоим поправиться! Целую!
И на следующий день, после обеда, в доме появилась Маргарита Алексеевна.
— Ниночка! — воскликнула она радостно.
С мороза румяная, бодрая, она как бы вытеснила собой запахи лекарств из комнаты.
— Все будет хорошо, Ниночка!