Влюбленные в Лондоне. Хлоя Марр

В качестве поэтессы тетя Бибс по прямой линии происходила от Шелли и почти всех остальных поэтов. И верно, слабое эхо литературных предков еще звучало среди ее строк, как осторожно выразился «Уиллсденский курьер». Будь критики восприимчивее к ее дару, о ней можно было бы – вторя эпитафии Голдмиту – сказать: «Чего он ни коснется, то украсит». Приведем образчик творений ее более зрелого периода, стихотворение озаглавленное (по какой-то причине):

ЭПИТЛАМА[85]

Жаворонок ныне покидает земное гнездовьеЗа крылатым херувимом вслед!Его пенье бередит мою душу,Ибо каждой жилкой я чуюНовую жизнь!

Я слышу щедрый стих свой, он выпевает трельС безыскусным уменьем!О Могила! О Смерть! Где ваше жало,Когда беспечный восторг наполняетМне легкое сердце?

Такое нельзя называть плагиатом, просто поэзия была у нее в крови. В прозе ее стиль был в каком-то смысле более оригинален. Временами между стихов закрадывался лист-другой «Раздумий» или «Словесных картин», и каждое «Раздумье» или «Картину» защищал от соседей симпатичный колофон из наяд или диких уток в полете.

РАЗДУМЬЕ

Мудрые люди осуждают действие без мысли. Но только глупец подменит оное мыслью без действия!

Да, простенько, но не вспомнишь ведь и не скажешь, что кто-то это уже написал.

СЛОВЕСНАЯ КАРТИНА

Новорожденное облачко довольно плывет в глубокой синеве, бросая тень на могучее величие Солнца! Потом с невинным смехом плывет дальше, и Солнце снова светит с удвоенным великолепием!

Как написал «Уиллсденский курьер», любой из нас может заметить столь обыкновенные явления, но только поэт способен в полной мере облечь их в слова.

Тетушка Бибс публиковала свои произведения за собственный счет в тонких зеленых томиках под псевдонимом Женевьева Ля Туш – это имя она считала благозвучнее, чем Бибс Хиггс, как, без сомнения, оно и было. Понемногу она уверилась, что Ля Туш обладает отдельным от нее существованием, будучи (так уж получилось) духом, который время от времени ею завладевает, а после возвращается на гору Олимп. По этой причине она могла быть совершенно простой и естественной тетей Бибс и даже временами снисходила до шуток с Кэролом по поводу надоедливой Женевьевы. Кэрол считал эту свою тетку душкой. Сумасшедшей, но душкой. Из Четырех Тетушек она была его любимой.

2

Поэтому, когда в воскресенье за чаем Кэрол объявил, что собирается сменить фамилию, немедленное одобрение выразила именно тетушка Бибс. Остальные сочли это очередной шуткой Кэрола. Даже Клодия почему-то решила, что это не вполне по-английски.

– Мудрая мысль, милый, – сказала поэтесса. – Вот увидишь, это чудесным образом все изменит. Это дает искусству свободу такую, на которую нельзя надеяться под своим собственным именем. – Закрыв глаза, она осторожно изрекла: – Воля моя, ты ли это?! – На нее как будто снова накатило вдохновение. – Свобода, невиданная ни на суше, ни на море!

Начало вырисовываться стихотворение.

– Но почему, дорогой? – вмешалась Клодия.

– Не можешь же ты быть мисс Хиггс, красавица моя.

– Миссис Кэрол Хиггс, – поправила его красавица. – Очень даже могу.

Да ведь на протяжении последних десяти лет это имя украшало каждую колонку «Таймс» (за исключением некрологов)! Миссис Кэрол Хиггс видели в числе присутствующих на том-то и том-то ленче, миссис Кэрол Хиггс разродилась двойней, поднесла букет королеве и – в скобках – присоединилась к Клодии Лэнсинг в постановке пьесы мужа. Как она может быть кем-то еще? Даже не смешно!

– Тебе гораздо больше понравилось бы быть миссис Кэрол Конгрив или миссис Кэрол Шеридан, дорогая. Конечно, больше. Ну же, давай выберем что-нибудь звучное. Как насчет Кэрол де Ля Туш? – Он подмигнул через стол Женевьеве, которая, спустившись с Олимпа, сейчас, качая головой, улыбалась его дурачествам.

– Что за чушь, Кэрол? – резко спросила тетя Гарри.

Она сидела во главе стола подле серебряного подноса с монограммами. Это место принадлежало ей по праву старшинства, но когда приходили гости, Джо вечно все ей портила, говоря: «Ты не разольешь, Гарри?» Сегодня ради Клодии Джо добавила:

– Я всегда прошу Гарри мне налить. Она ведь гораздо крепче меня… разумеется.

И Гарри не сумела придумать более исполненного достоинства ответа, чем тайком подбросить в чай сестры кусок сахара. Однако теперь она могла утвердиться как Старейшая из Здравствующих Хиггсов и защитить честь семьи.

– Ты хочешь сказать, что наша фамилия недостаточно для тебя хороша? Фамилия твоего собственного отца?