Влюбленные женщины

Девушка по-прежнему неотрывно смотрела на него широко раскрытыми глазами — это интриговало и возбуждало. Джеральд остро и с удовольствием сознавал свою привлекательность, ощущая в себе силу и особый животный магнетизм. Он постоянно чувствовал обращенный к нему открытый и беззащитный взгляд голубых глаз. Ее распахнутые, похожие на цветы глаза были красивы, а устремленный на него взгляд ничего не скрывал. Глаза радужно переливались подобно тому, как нефть переливается на воде. В кафе было жарко, и девушка сидела без шляпки; ее скромная блузка свободного покроя была без всякого выреза — «под горлышко», но пошита из дорогого желтого крепдешина, ниспадающего тяжелыми и мягкими складками от нежной юной шеи и гибких запястий. Она была действительно красива строгой, совершенной красотой, черты ее лица были правильные и соразмерные, блестящие белокурые волосы, разделенные прямым пробором, падали волнами по обе стороны головы, подчеркивая тонкую шею; простая по форме и чудесная по цвету блузка не скрывала изящных плечиков. Девушка держалась спокойно, почти отчужденно, была как бы сама по себе и постоянно настороже.

Джеральда тянуло к ней. Он радостно ощущал свою безграничную власть над девушкой, испытывая инстинктивное влечение, граничащее с жестокостью. Ведь она была жертвой. Джеральд знал, что девушка в его власти, и был великодушен. Его тело пронизывал ток, сила которого могла полностью ее разрушить. Она замерла в ожидании, сдавшись на милость победителя.

Некоторое время они болтали о пустяках. Неожиданно Беркин проговорил:

— А вот и Джулиус! — и поднялся из-за столика, подзывая жестом вошедшего мужчину. Девушка, не двигаясь с места, повернула почти злобным движением голову и бросила взгляд через плечо. Джеральд видел, как колыхнулись, прикрыв уши, ее густые белокурые волосы. Он понял, что она внимательно следит за приближающимся мужчиной, и тоже стал присматриваться к нему. Это был смуглый стройный молодой человек, длинные и густые темные волосы свисали из-под его черной шляпы; он неловко пробирался меж столиков, а на его лице играла простодушная, мягкая и какая-то бесцветная улыбка. Он шел к Беркину, торопясь поздороваться.

Уже у самого столика он заметил девушку, резко отпрянул, позеленел, проговорил высоким, почти визгливым голосом:

— Минетта, что ты здесь делаешь?

Услышав крик, посетители насторожились, как звери. На губах Холлидея мелькнула глупая улыбка. Девушка ничего не ответила, только остановила на нем ледяной взгляд, в котором отразилась безграничная горечь знания и определенное бессилие. Она была слабее его.

— Почему ты вернулась? — воскликнул Холлидей тем же визгливым голосом. — Я же велел тебе не возвращаться.

Девушка продолжала молчать, глядя все тем же тяжелым ледяным взглядом прямо в глаза мужчине, который продолжал стоять у соседнего столика, словно искал там защиту.

— Не притворяйся, ты сам хотел, чтобы она вернулась. Иди сюда и садись, — сказал ему Беркин.

— Ну, уж нет, этого я не хотел. Я велел ей не возвращаться. Зачем ты вернулась, Минетта?

— К тебе это не имеет никакого отношения, — ответила девушка, кипя от возмущения.

— Тогда зачем? — визгливо выкрикнул Холлидей.

— Она поступает как хочет, — вступился Беркин. — Сядешь ты или нет?

— Нет. Рядом с Минеттой не сяду, — продолжал визжать Холлидей.

— Не бойся, я тебя не трону, — сказала девушка резко, но с покровительственной ноткой в голосе.

Подойдя к столику, Холлидей сел и, положив руку на сердце, воскликнул:

— Как я разволновался! Минетта, никогда больше так не поступай! Зачем ты вернулась?

— К тебе это не имеет отношения, — повторила она.

— Ты это уже говорила! — завизжал он снова.

Девушка отвернулась от него, обратившись к Джеральду Кричу. У того блестели глаза: сцена его забавляла.

— Вы боялись дикавей? — спросила девушка спокойным и лишенным интонации детским голосом.

— Да нет, не очень. В целом дикари не опасны, они словно еще не родились, их нельзя по-настоящему бояться. Сразу ясно, что ими можно управлять.

— Вот как? Значит, они не свивепые?

— Не очень. К слову сказать, на свете не так уж много свирепых существ. И среди людей, и среди животных. Мало кто действительно опасен.

— Разве что в стаде, — перебил его Беркин.

— Неужели дикави не опасны? А я думала, они убивают тут же, не мовгнув глазом.

— Правда? — рассмеялся Джеральд. — Дикарей явно переоценивают. Они такие же люди, как и все остальные, и, познакомившись с вами, успокаиваются.

— Значит, быть путешественником не так уж и опасно? И особенной смелости не нужно?

— Можно сказать и так. Тут больше трудностей, чем опасностей.

— А вам никогда не было страшно?

— В жизни? Не знаю. Кое-чего я боюсь — быть запертым или связанным. Боюсь быть связанным по рукам и ногам.