Неожиданно в холл бесшумно вошла миссис Крич и окинула всех внимательным властным взглядом. Она еще не сняла шляпку и продолжала оставаться в мешковатом синем шелковом жакете.
— Что случилось, мама? — спросил Джеральд.
— Ничего, совершенно ничего, — рассеянно ответила она, направившись прямиком к Беркину, который в тот момент разговаривал с одним из зятьев Кричей.
— Здравствуйте, мистер Беркин, — приветствовала она его своим низким голосом и, не обращая никакого внимания на остальных гостей, протянула ему руку.
— Миссис Крич, — произнес Беркин мгновенно изменившимся голосом. — У меня не было возможности подойти к вам раньше.
— Я не знаю здесь половины гостей, — продолжала она низким голосом. Ее зять неловко отошел в сторону.
— Вам неприятны незнакомцы? — рассмеялся Беркин. — Я и сам никогда не мог понять, почему нужно развлекать людей по той лишь причине, что они оказались в одной комнате с тобой, почему вообще нужно замечать их.
— Да, именно так, — поддержала его миссис Крич. — И все же от них никуда не деться. Я многих здесь не знаю. Дети представляют их мне: «Мама, это мистер такой-то». И это все. Что стоит за названным именем? И какое мне дело до этого человека и его имени?
Миссис Крич подняла глаза на Беркина. Женщина пугала его, но в то же время ему льстило, что она, почти не замечая других, сразу подошла к нему. Он глядел на ее напряженное, с крупными чертами, умное лицо, но избегал встречаться с серьезным взглядом голубых глаз. Зато обратил внимание на развившиеся и слипшиеся локоны, прикрывавшие изящные, но не вполне чистые уши. Ее шея также не блистала чистотой. Но даже несмотря на это, он ощущал родство с ней — она была ему ближе всех остальных гостей. А ведь он-то, подумал Беркин, моется тщательно — во всяком случае, и шея, и уши у него всегда чистые.
Он слегка улыбнулся своим мыслям. Однако оставался настороже, чувствуя, что он и пожилая, отчужденная от всех женщина ведут себя как заговорщики, как пятая колонна во вражеском стане. Этим он напоминал оленя, который одним ухом прислушивается, нет ли погони, а другим — что его ждет впереди.
— Вообще-то люди ничего особенного собой не представляют, — сказал Беркин, не желая затягивать разговор.
Миссис Крич бросила на него быстрый вопрошающий взгляд, как бы сомневаясь в искренности его слов.
— Что значит — не представляют? — резко спросила она.
— Мало кто из них — личности, — ответил Беркин, углубляясь против воли в проблему. — Они только и умеют молоть языком и хихикать. Без таких было бы куда лучше. Можно сказать, что они вообще не существуют, их здесь нет.
Пока он говорил, миссис Крич не спускала с него глаз.
— Но не мы же их выдумываем, — решительно возразила она.
— Их невозможно выдумать: они не существуют.
— Ну, я бы так категорично не утверждала, — сказала миссис Крич. — Как бы то ни было, они здесь. Не мне решать, есть они или их нет на самом деле. Я знаю только то, что не собираюсь считаться с ними. Нельзя требовать от меня, чтобы я знала их только потому, что они случайно оказались в моем доме. Что до меня, то пусть бы их вообще здесь не было.
— Вот именно, — поддержал ее Беркин.
— Вы согласны? — спросила она.
— Конечно, — опять согласился он.
— И все же они здесь — вот ведь какая неприятность, — продолжала миссис Крич. — Здесь мои зятья, — развивала она свой монолог. — Теперь вышла замуж и Лора, прибавился еще один. А я никак не могу отличить одного от другого. Они подходят ко мне, называют мамой. Я заранее знаю, что они скажут: «Как чувствуете себя, мама?» Мне следовало бы ответить: «Какая я вам мама?» Но что толку? От них никуда не денешься. У меня есть свои дети, и я могу отличить их от детей других женщин.
— Иного и ожидать нельзя, — сказал Беркин.
Миссис Крич удивленно подняла глаза, возможно, забыв о его существовании. И потеряла нить разговора.
Она рассеянно озиралась. Беркин не знал, кого она ищет и о чем думает. Очевидно, увидела сыновей.
— Мои дети все здесь? — внезапно спросила она.
Пораженный и почти испуганный неожиданностью вопроса, Беркин рассмеялся.
— За исключением Джеральда я их едва знаю, — ответил он.
— Джеральд! — воскликнула она. — Он самый уязвимый. Глядя на него, этого не скажешь, правда?
— Пожалуй, — согласился Беркин.
Мать устремила взгляд на старшего сына и некоторое время неотрывно смотрела на него.
— Ох, — издала она непонятный односложный возглас, прозвучавший достаточно цинично, отчего Беркин почувствовал безотчетный страх. Миссис Крич пошла прочь, позабыв о нем, но тут же вернулась.
— Хотелось бы, чтобы у него был друг, — сказала она. — У него никогда не было друга.
Беркин взглянул в ее голубые, серьезно смотрящие на него глаза. Смысл этого взгляда он постичь не мог. «Разве я сторож брату моему?»[6]
— почти легкомысленно подумал он.