Влюбленные женщины

Джеральд с любопытством наблюдал за этой сценой. Стоявший в дверях мужчина был красив, хорошо сложен, держался с достоинством, выглядел благородно и элегантно. И все же был наполовину дикарем, с глупым видом скалившим зубы. Холлидей вышел в коридор, чтобы поговорить с ним.

– Что? – послышался его голос. – Что? Что ты говоришь? Повтори. Как? Ты хочешь денег? Хочешь еще денег? Но зачем они тебе? – Араб что-то смущенно забормотал в ответ. Холлидей вернулся в комнату, тоже глупо улыбаясь.

– Он говорит, ему нужны деньги, чтобы купить нижнее белье. Может кто-нибудь дать мне шиллинг? Спасибо, шиллинга хватит, чтобы купить все необходимое. – Холлидей взял деньги, протянутые Джеральдом, и снова вышел в коридор, откуда донесся его голос: – Больше денег не требуй, ты и так получил вчера три шиллинга и шесть пенсов. Больше просить нельзя. Неси поскорее чай.

Джеральд огляделся. Обычная лондонская гостиная в доме, приобретенном вместе с обстановкой – разностильной, но не лишенной приятности. В ней находилось несколько деревянных скульптур с западных островов Тихого океана; необычный вид этих скульптур вызывал беспокойное чувство, в них было нечто от человеческих эмбрионов. Одна скульптура изображала сидящую в странной позе женщину с выпирающим животом, которая, похоже, испытывала сильную боль. Молодой русский объяснил, что она рожает, сжимая концы ремня, свисающего с плеч, и тем самым усиливая схватки. Искаженное, недоразвитое лицо женщины вновь вызвало у Джеральда представление о зародыше, мимика лица была очень выразительной, передавая впечатление от сильнейшего физического переживания, когда сознание отключается.

– Эти скульптуры довольно непристойны, – сказал Джеральд неодобрительно.

– Не знаю, – быстро пробормотал русский юноша. – Никогда не понимал значение слова «непристойность». Мне кажется, они очень хороши.

Джеральд отвернулся. В комнате висели также две современные картины, написанные в футуристической манере, стоял большой рояль. Завершала убранство вполне приличная мебель, обычная для сдаваемых лондонских домов.

Сняв шляпку и жакет, Минетта уселась на диван. Было очевидно, что она здесь давно своя, но сейчас чувствует себя не в своей тарелке, не совсем понимая свое положение. В настоящий момент она ощущала связь с Джеральдом, но не знала, как относятся к этому другие мужчины, и размышляла, как лучше вести себя в подобной ситуации. Она решила довести приключение до конца. Сейчас, в одиннадцать часов, отступать уже нельзя. Лицо ее пылало, словно в схватке, во взгляде были сомнение и одновременно сознание неизбежности происходящего.

Слуга принес чай, бутылку кюммеля и поставил поднос на столик перед диваном.

– Минетта, разлей чай, – попросил Холлидей.

Девушка не двинулась с места.

– Прошу тебя, разлей, – повторил просьбу Холлидей, предчувствуя недоброе.

– Теперь не то что раньше, – отозвалась она. – Я здесь не из-за тебя, а только потому, что меня пригласили другие.

– Дорогая Минетта, ты прекрасно знаешь, что сама себе хозяйка. Можешь пользоваться этой квартирой без всяких условий, я тебе много раз это говорил.

Ничего не ответив, она молча взяла чайник. Сидя вокруг столика, они пили чай. Девушка держалась спокойно и сдержанно, но Джеральд ощущал пробегавший между ними ток с такой силой, что перед этим отступали все условности. Его смущали ее молчание и сосредоточенность. Как к ней подступиться? И в то же время он чувствовал неизбежность грядущего, полностью доверяя этой магнетической связи. Его смущение было поверхностным: прежние представления об этикете были вытеснены; здесь каждый вел себя так, как ему хотелось, без оглядки на условности.

Беркин поднялся. Был почти час ночи.

– Пойду спать, – сказал он. – Джеральд, я позвоню тебе утром, или ты позвони мне сюда.

– Договорились, – ответил Джеральд, и Беркин вышел из комнаты.

После его ухода Холлидей, обращаясь к Джеральду, проговорил наигранно веселым голосом:

– Послушайте, почему бы вам не заночевать здесь? Оставайтесь!

– Но вы не можете приютить всех, – сказал Джеральд.

– Да нет, могу. Помимо моей здесь еще три спальни. Оставайтесь, прошу вас. Постели застелены – здесь всегда кто-нибудь остается, мне нравится, когда в доме много народу.

– Но теперь, когда приехал Руперт, свободны всего две комнаты, – произнесла Минетта холодным, враждебным голосом.

– Я знаю, – проговорил Холлидей все тем же странно веселым голосом. – И что с того? Есть еще студия…

На его лице играла глупая улыбка, он говорил увлеченно, с непонятной решимостью.

– Мы с Джулиусом можем спать в одной комнате, – предложил русский своим тихим, но отчетливо звучащим голосом. Он и Холлидей дружили еще с Итона.

– Вам будет неудобно, – сказал Джеральд, поднимаясь и потягиваясь. Он подошел к одной из картин и стал ее рассматривать. Все его члены были словно под током, а напряженная спина с дремлющим внизу огнем напоминала спину тигра. Он гордился собой.