Влюбленный без памяти

И когда он сцеловывает дурацкие слёзы, когда боготворит давно знакомое тело, когда шепчет слова, неслыханные, прекрасные, всё в груди беснуется, и я снова его бужу, потому что голова от этого пьяная, и не хочется терять ни секунды.

Просыпайся, просыпайся и люби меня ещё, чтобы я запомнила. Выжгла в памяти, в груди, на коже.

Он обнимает, кусает, терзает и ломает. Опять. И я отчаянно цепляюсь снова и снова.

– Люблю тебя…

Он, наверное, не слышит. Ну пусть. Потом скажу снова.

* * *

Мы сидим в кухне, и я понимаю, что с того дня, как был куплен этот стол, за ним никто, кроме детей, и не ел. Я обожаю есть, сидя на барной стойке, Марк в кабинете перед компьютером. Гостей собираем в беседке, а зимой достаём старую добрую «книжку» и ставим в гостиной.

Сейчас мы за кухонным, друг напротив друга, и Марк листает фотоальбом.

– Я думал, уже никто не печатает фото, – улыбается Марк и гладит снимок с Соней. Ей там пять, и она пухленькая, как человечек-Мишлен.

– Да я бы и не печатала, но моя подруга Саша обожает это. Она сама сделала все альбомы.

– Эти люди – мои дети, – шёпот Марка такой проникновенный, что я борюсь с очередными слезами.

Никогда столько не плакала от умиления, но сейчас весь его вид, его застывшая фигура, его пальцы, сжимающие страницы альбома – это трогательнее всего, что я видела.

– Соня, Максим и Егор… Я очень их люблю?

– Ты очень любишь Соню.

– А парни?

– Они… мне порой кажется, что… может, мне просто кажется, но не так, как её. Она девочка, принцесса. И за её воспитание как-то по умолчанию отвечала я. Твоя задача была баловать и любить. А с парнями – наоборот. Ты их воспитываешь, а я балую. Может, от того кажется, что ими ты чаще недоволен.

– Наверное. Звучит, будто я не очень справедлив?

– Не знаю. Не думаю. Может, тут я виновата, – я отвожу взгляд и вспоминаю наши скандалы на тему детей.

Мне стыдно, но как всё это пересказать? Как объяснить, что у нас совершенно разные взгляды на то, что правильно, а что нет? Как вспомнить всё гадкое, что мы друг другу наговорили на тему Макса? Или Егора? Как много раз мы перетирали тот факт, что Соня растёт зависимой от мужского мнения и сидит на игле одобрения отцом всего: от платья до причёски?

Как объяснить, что парни прячутся за меня и воспринимают папу как воспитателя, от которого всегда можно укрыться. Да и то, пацаны – громко сказано. Скорее, Макс. Егор вообще неуправляемый. К моменту, когда он родился, мы уже не обнимались по ночам и спали на разных краях кровати.

– Как-то неправильно, что мы условно поделили детей. Какое-то средневековье, нет?

– Да.

– Зачем ты на это согласилась?

– Не знаю…

Знаю. Потому что мне не хватало Марка. Потому что я была почти всегда расстроена. Потому что Соня забрала когда-то у меня львиную долю его внимания, и я превратилась в первую очередь в мать. Потому что наш мир стал крутиться вокруг нашей тёмненькой хорошенькой девочки, и, не желая вырастить эгоистку, я предложила завести второго ребёнка. Появился Максим – и я влюбилась. И у каждого из нас оказалось по игрушке. Когда в доме оказался третий ребёнок – я влюбилась во второй раз, но отца в его жизни стало совсем мало, потому что у меня теперь было два мальчика, и я укрывала их защитным коконом и не пускала туда никого.

– Мы кошмарные люди, – смеётся Марк. – Мы же это исправим?

– Посмотрим, как ты запоёшь, когда всё вспомнишь…

– Будешь мне всё рассказывать? С самого начала?

– Я… в общем, я всё записывала… Ну, с того момента, как ты… Подсмотрела идею у этой милой парочки из другой машины. Егор и Лида, она там перепугалась, глядя на тебя, и решила для Егора историю написать. Ей тетрадки хватило, а мне, похоже, трёх томов не хватит, но…

– Почитаешь мне? Сама. Я послушаю. Хочу послушать. Мне нравится твой голос.

Я вою от того, какой нежный голос у Марка, какой тихий и интимный. Мы всего минут двадцать назад вылезли из постели, я ещё не обсохла после душа, ещё помню в деталях как это было и слишком перевозбуждена. Любые изменения его голоса – вызывают мурашки, а я успокаиваю себя тем, что просто влюбилась в мужа. Ничего странного. Пройдёт.

– Мы никогда не были дома одни, – вдруг говорю.

Марк в одних трусах, я раздета полностью. Иду за тетрадью – она лежит в ящике с вилками и ложками, и понимаю, что это кайф – ходить по дому голой.

– Пока была Соней беременна, мы были осторожны и очень стеснялись. После её рождения стали одержимыми кроликами, но дома был ребёнок, и это были просто дебильные секс-марафоны в необычных местах. После Макса секса стало намного меньше. После Егора он закончился. Но вот так… голыми мы никогда не ходили по дому.

– Ну надо же когда-то начинать!

Марк встаёт, делает ко мне несколько шагов и обнимает. Наши обнажённые тела соприкасаются, он горячий – я холодная. Мы оба мычим от того, как это круто, и долго целуемся, пока я не оказываюсь на столешнице, а Марк между моих ног.